– Вот об этом и разговор! – живо подхватил
д’Артаньян. – Поверьте, любезный капитан, я не настолько самонадеян, чтобы
в одиночку противостоять всему свету. Собственно говоря, я и прибыл в Париж,
чтобы, смирив гасконскую гордыню, стать частичкой некой силы…
– Догадываюсь, – кивнул де Кавуа. – Вероятнее
всего, вы станете просить о зачислении в роту?
– Вы, положительно, ясновидец, – поклонился
гасконец. – В самом деле, я имею дерзость просить вас именно об этом.
Де Кавуа посмотрел на него с хитрым прищуром:
– И вас не останавливает то, что гвардейцы кардинала,
как бы это дипломатичнее выразиться, не всегда окружены всеобщей любовью? Увы,
большей частью обстоит как раз наоборот…
– Черт побери! – сказал д’Артаньян. – Какое
это имеет значение, если сама служба столь выдающейся личности, каков кардинал,
искупает все неудобства? Знаете, мой отец крайне почтительно отзывался о его
высокопреосвященстве и ценит в нем государственного мужа… И то, что я видел и
слышал по дороге сюда, лишь укрепляет меня в этом убеждении. И, наконец… –
дерзко ухмыльнулся он. – Эта самая неприязнь, что порой высказывается
окружающими, как раз и служит великолепным поводом…
– Почаще обнажать шпагу?
– Прах меня побери, вот именно!
– Сударь… – сказал де Кавуа. – Если надо быть
бравым, для этого совсем не обязательно быть задирой. Бывают порой случаи,
когда поручения кардинала как раз заключаются не в том, чтобы звенеть шпагой…
– Охотно вам верю.
– И запомните еще вот что, любезный провинциал, –
продолжал де Кавуа. – Не хотелось бы, чтобы ваше буйное воображение
сыграло с вами злую шутку. В конце концов, и мушкетеры короля, и мушкетеры
кардинала служат одному королю, одному знамени. Конечно, случаются порою…
прискорбные инциденты, вызванные чрезмерной запальчивостью. Однако стычки
таковые, безусловно, осуждаются как его величеством, так и его
высокопреосвященством, рука об руку трудящимися на благо королевства…
– Ну да, я знаю, – сказал д’Артаньян с видом
величайшего простодушия. – Я кое о чем наслышан был в дороге… Мне говорили
достойные доверия люди, что господин кардинал порою рассылает по провинциям
специальных людей, чтобы они отыскали ему тамошних знаменитых бретёров,
достойных пополнить ряды мушкетеров его высокопреосвященства… Речь, разумеется,
идет о том, чтобы таковые господа проявили себя исключительно против испанцев
или иного внешнего врага…
И он не удержался от улыбки, прекрасно уже зная, что как
король, так и кардинал кичились отвагой своих гвардейцев – которую те, конечно
же, проявляли в стычках меж собою к явному негодованию своих господ и по
скрытому их поощрению…
– Положительно, мне говорили о нем сущую правду, –
пробормотал де Кавуа в сторону. – Этот гасконец и неглуп, и хитер… И он
громко произнес:
– Не стану скрывать, любезный д’Артаньян, кое в чем вы
все же правы… Шпагу приобретают не для того, чтобы она пылилась в ножнах
где-нибудь в чулане. Однако, боюсь, именно те обстоятельства, о которых вы
поминали, как раз и преграждают вам путь в мою роту… по крайней мере, пока…
– Что вы имеете в виду? – не без обиды спросил
д’Артаньян.
Де Кавуа встал, обошел стол и, приблизившись к гасконцу,
дружески положил ему руку на плечо:
– Мой дорогой д’Артаньян, прошу вас, не обижайтесь и
выслушайте меня с должным благоразумием. Я ничуть не собираюсь ставить под
сомнение вашу отвагу. Наоборот, вы прекрасно показали себя в Менге. Совсем
неплохо для неопытного юноши. Черт побери, выбить шпагу у Портоса – не столь уж
никчемное достижение…
– И обратить в бегство Атоса, не забывайте! –
вновь гордо задрал голову д’Артаньян.
– Вот этим я бы не советовал вам гордиться, –
мягко сказал де Кавуа. – Господин Атос кто угодно, только не трус. И коли
уж он показал вам спину, у него были весомейшие причины…
– Что ж, я не настолько туп, чтобы этого не
понять, – кивнул д’Артаньян. – Ну да, конечно, у него были какие-то
письма, из-за которых он даже рисковал прослыть трусом… Ну что же, постараюсь с
ним встретиться, когда он никуда не будет спешить.
– Мы несколько отклонились от предмета беседы, –
решительно прервал де Кавуа. – Я подвожу вас к несколько иной мысли… Видите
ли, д’Артаньян, вы и в самом деле неплохо показали себя… но, знаете ли, лишь
поначалу. Понимаете, иногда финал битвы еще более важен, нежели она сама. Еще
раз прошу, не обижайтесь… но чем, в итоге, закончилась ваша гасконада? Тем, что
шпага ваша была сломана, что вы с разбитой головой лежали в пыли и были унесены
в состоянии полнейшей беспомощности…
– Черт побери! – воскликнул д’Артаньян,
выпрямляясь на стуле, точно в седле боевого коня и ища эфес шпаги.
– Господин д’Артаньян… – сказал де Кавуа с укоризной,
хотя и не сразу, но несколько успокоившей гасконца. – Повторяю, я считаю
вас недюжинным храбрецом… Я хочу лишь объяснить вам, что именно этот финал
несколько повредил вашей репутации. Перед всеми вы, как ни печально,
предстанете отнюдь не победителем двух знаменитых мушкетеров… В людском мнении
запоминаются не какие-то эпизоды, а непременно финал всего дела…
– Что ж, в том, что вы говорите, есть своя
справедливость, – признался д’Артаньян, понурив голову. – Не могу
этого не признать… Простите, что отнял у вас время…
И он, видя полное крушение всех надежд, попытался было
встать, но де Кавуа, сжав его плечо неожиданно сильной рукой, принудил остаться
на месте.
– Мой вам совет, д’Артаньян, – сказал он
повелительно: – избавьтесь от глупой обидчивости. И научитесь выслушивать
собеседника до конца. Наш разговор далеко не закончен… Вам и в самом деле
рановато пока надевать плащ моей роты. Но это отнюдь не значит, что я намерен
отправить вас восвояси. Черт возьми, у вас есть задатки. Наберитесь же терпения
и ждите случая их проявить. А что до службы… Что вы скажете о зачислении
кадетом в одну из частей Королевского Дома? Право же, для бедного гасконского
недоросля это не столь уж плохая первая ступенька… Что скажете?
Д’Артаньян про себя признал, что слова капитана полностью
справедливы, – Королевский Дом, или Старые Корпуса, как еще именовались
гвардейские части, был неплохим карьерным началом для нищего приезжего из
Тарба…
С похвальной скромностью он спросил:
– Позволено ли мне будет выбрать меж конницей и пехотой?
– Пожалуй, да, – подумав, кивнул де Кавуа. –
Итак? Что вы выбираете – телохранители, стражники или рейтары?
– А не объясните ли провинциалу, – сказал
д’Артаньян, – в которой из этих рот больше людей, разделяющих мое
отношение к господам королевским мушкетерам?
– Пожалуй что, в рейтарах, – не задумываясь,
ответил Кавуа.
– В таком случае соблаговолите считать меня рейтаром.
– Охотно, – сказал де Кавуа и, вернувшись за стол,
придвинул к себе письменные принадлежности. – Я сейчас напишу записочку к
господину де Ла Селю, который, получив ее, немедленно зачислит вас кадетом к
рейтарам. По этой же записке вам выдадут седло рейтарского образца, кирасу и
шлем. Об остальном, увы, вам следует позаботиться самостоятельно… У вас есть
конь?
