– Можете не рассчитывать, сударь, – не
оборачиваясь, произнес мушкетер, медленно переворачивая страницы.
– Послушайте, – сказал д’Артаньян
нерешительно. – Дело в том, что я обещал одной даме сегодня же принести
именно этот роман…
– Вот совпадение, сударь! – все так же стоя к нему
спиной, отозвался мушкетер. – Абсолютно то же самое я могу сказать о себе…
– Сударь!
– Что, сударь?
– Вы не думаете, что вашу обращенную ко мне спину я
могу расценить совершенно недвусмысленно? – задиристым тоном произнес д’Артаньян,
уже не боясь нарушить благоговейную ученую тишину этого места.
– Это как же, сударь? – осведомился мушкетер,
оборачиваясь с быстротой молнии, и его глаза сверкнули гневом, изгнав всякие
ассоциации с духовным лицом.
– Вы уступите мне книгу? – спросил д’Артаньян
вместо ответа.
– Сударь, я пришел первым.
– Я пришел вторым, но это ничего не значит, –
сказал д’Артаньян решительно. – Если меня не обманывают глаза, у вас на
левом боку висит вещичка, которую испанцы называют "эспада", ну, а
мы, французы, попросту "шпага"…
– Совершенно верно, сударь. Желаете поближе рассмотреть
клинок?
– Почему бы и нет?
– Ого! – произнес мушкетер насмешливо. – Да
вы, пожалуй, ищете ссоры, милейший?
– Вы только сейчас это поняли, сударь?
– Ну что вы! Мне просто в голову не могло прийти, что
юнец вроде вас отважится задирать мушкетера короля, который пользуется
некоторой известностью в городишке под названием Париж, – и отнюдь не по
причине кроткого нрава…
Д’Артаньян, поклонившись по всем правилам, произнес:
– Мне уже доводилось встречаться в Менге с парочкой
мушкетеров короля, и у меня осталось впечатление, что их доблести явно
преувеличены… Одного фанфарона, помнится, звали Атосом, другого – Портосом…
Во взгляде молодого мушкетера сверкнула угроза:
– Ах, вот как? Значит, вы тот д’Артаньян…
– Вы хотите знать, тот ли я д’Артаньян, что задал
трепку двум буффонам из вашей роты? Я самый! Д’Артаньян из Беарна. Можно
поинтересоваться вашим именем? Бьюсь об заклад, оно способно удивить человека
постороннего. Почему-то имена всех мушкетеров, с которыми мне довелось
встречаться, напоминают то ли названия гор, то ли турецких городов…
– Меня зовут Арамис, – с ледяным спокойствием
сообщил молодой человек.
– Ба! – воскликнул д’Артаньян. – Вы уже
успели обернуться из Мадрида? По воздуху вас, что ли, черти несли?
Арамис недоброжелательно прищурился:
– Поначалу я принял вас за очередного невежу, но,
сдается мне, вы заслуживаете большего… Вам никогда не говорили, что язычок ваш
чересчур длинен?
– Черт побери, не вам его укорачивать!
– Как знать, любезный д’Артаньян, как знать?
– Не покинуть ли нам это почтенное заведение? –
живо предложил д’Артаньян.
– Охотно, – кивнул Арамис и обернулся к
хозяину. – Любезный, не убирайте книгу со стола. Я только убью этого
человека и сейчас же вернусь за нее расплатиться…
– Смешно, дорогой хозяин, но от меня вы услышите то же
самое, – сказал д’Артаньян через плечо, направляясь к выходу вслед за
мушкетером.
Шагая бок о бок так, что издали казались добрыми друзьями,
они вышли на огороженный пустырь за Люксембургским дворцом, где чуть ли не
каждый день решались меж дворянами дела подобного рода. Сейчас, правда, на
пустыре мирно паслись козы. Арамис дал пастуху какую-то мелочь, и тот
быстрехонько удалился.
– Приступим? – осведомился д’Артаньян, кладя руку
на эфес.
– Не кажется ли вам, что кожаный камзол дает вам
некоторые преимущества? Это не кольчуга под одеждой, но все же…
– Дьявол вас разрази, вы правы! – сказал
д’Артаньян, сбрасывая камзол с перевязью на траву. – Но мне кажется, я
вправе просить вас ответить той же любезностью. Случается, что иные фальшивые
смельчаки поддевают кольчугу…
– Вы смеете подозревать меня в таких вещах?!
– Но вы же мушкетер короля, а эта публика…
– Черт вас побери! – прорычал Арамис, сбрасывая
плащ и камзол так молниеносно, словно они вспыхнули на нем. – Довольны? А
теперь к бою, сударь, к бою!
Клинки скрестились. Д’Артаньян сразу определил, что Арамис
предпочитает итальянскую манеру, при которой не дают клинкам расцепиться. Сам
он предпочитал, выражаясь современным языком, более маневренную схватку – и,
улучив подходящий момент, отразив несколько сильных ударов, сам сделал выпад,
едва не отправивший мушкетера к праотцам. Арамис парировал удар, но клинки уже
бесповоротно разомкнулись. Д’Артаньян напал в своей излюбленной манере: осыпая
врага градом ударов со всех сторон, так что тот, хотя и более опытный в
схватках, явно растерялся при виде гибкого и ловкого гасконца, обратившегося,
казалось, в целую толпу блиставших остриями уроженцев Беарна.
Разъяренный тем, что ему не удается справиться с
противником, коего он поначалу счел неопасным юным бахвалом, Арамис стал делать
ошибку за ошибкой, а д’Артаньян, мастерски используя промахи мушкетера, уже не
на шутку теснил его.
Еще через несколько секунд острие шпаги д’Артаньяна пронзило
плечо Арамиса. Тот, бледнея на глазах, попытался было переложить шпагу в левую
руку, но гасконец, выбив ее тем самым отцовским приемом, столь грозно взмахнул
клинком, что Арамис, отступив на шаг, уже обезоруженный, поскользнулся на
истоптанной траве и рухнул на землю.
Одним прыжком д’Артаньян оказался рядом и приставил острие к
его горлу:
– У нас в Беарне сказали бы, сударь, что ваша жизнь в
моих руках… Интересно, как эта ситуация именуется в Париже?
– Так же, сударь, – сдавленным голосом ответил
Арамис, изо всех сил сохраняя достоинство.
– Любезный Арамис, – сказал д’Артаньян, которому
кое-что вспомнилось вдруг. – А что, если в обмен на вашу жизнь я потребую
назвать настоящее имя очаровательной белошвейки Мари Мишон?
Арамис вздрогнул, но отозвался непреклонно:
– Это не та сделка, сударь, на которую согласится
настоящий дворянин.
– Прах вас побери, быть может, вы и правы… –
задумчиво сказал д’Артаньян, отводя клинок. – Ладно, дарю вам жизнь без
всяких условий, но вашу шпагу вынужден потребовать… кажется, я имею на это
право?
– Несомненно, – сказал Арамис, все более бледнея
от потери крови.
Д’Артаньян, гордый победой и оттого великодушный, помог ему
подняться, отвел к Люксембургскому дворцу и, усадив на ступени, позвонил в
колокол у входа, справедливо рассудив, что обитатели дворца уже свыклись с
подобными подкидышами не хуже монахинь, коим подбрасывают под ворота
незаконнорожденных младенцев.
