Он ожидал взрыва ярости, но плешивый инквизитор с черепашьей
шеей, вот диво, закивал ему с видом доброго учителя, довольного ответом
прилежного ученика:
– Вот именно, шевалье, вот именно… Вы очень точно
обрисовали разницу меж дуэлью и встречей… но как быть, если есть заслуживающие
всякого доверия свидетели, которые единогласно показывают, что произошла как
раз дуэль?
– Да где они, эти свидетели? Покажите!
– А вот этого я вовсе не обязан делать, – мягко
сообщил комиссар. – Согласно законам королевства, достаточно и того, что
их показания, соответствующим образом записанные, находятся вот здесь, – и
он похлопал ладонью по груде зловещих бумаг перед собой. – Этого вполне
хватит, чтобы вам предоставили пожизненный стол и квартиру в тихом доме под
названием Бастилия… а то и, что вероятнее, отвезли опять-таки за казенный счет
на одну из парижских площадей, Гревскую или Трагуарского креста…
– Да что вы такое говорите… – севшим голосом
промолвил д’Артаньян, начиная терять уверенность в себе. Он настолько пал
духом, что даже не возмутился при упоминании площади Трагуарского креста – что
для столь родовитого дворянина было несомненной обидой, ибо там казнили
приговоренных исключительно низкого звания.
– Всего лишь объясняю, что ждет нарушителя королевских
эдиктов вроде вас… в конце. А в ближайшем будущем вам предстоит столкнуться с
весьма неприятной процедурой под названием Supplice des brodequins…
– Это еще что такое?
– Испытание сапогом, – любезно разъяснил
комиссар. – Ноги допрашиваемого вкладывают в деревянные колодки, а потом
меж ними неторопливо забивают деревянные клинья, пока мясо не смешается с
раздробленными костями… Если мы с вами не договоримся ладком, вы прямо отсюда
отправитесь в подвал, где сведете знакомство накоротке с мастером этих унылых
церемоний… И не козыряйте вашим дворянством, право. Эти сапожки надевали людям
и познатнее вас, а на плахе оказывались и герцоги, и маршалы… Неужели вы об
этом не знаете?
Д’Артаньян понурил голову, чувствуя, как в душу понемногу
закрадывается отчаяние.
– Но это же несправедливо! – вырвалось у него
помимо воли. – Почему, в таком случае, схватили меня одного?
– До остальных еще дойдет очередь, – пообещал
комиссар. – Что вам толку о них думать? Вам следует побеспокоиться о себе,
пока не оказались в подвале. Здесь не шутят, молодой человек. Вы попали в
прескверную историю! Злонамеренно вызвали на дуэль мушкетеров нашего
христианнейшего короля…
– Это была встреча!
– У нас другие сведения. Особенно когда свидетели показывают
против вас…
– Это какой-то дурной сон! – воскликнул
д’Артаньян.
– Ничего подобного, молодой человек. Это –
правосудие… – Он вдруг изменил тон, теперь его голос звучал вкрадчиво и
медоточиво: – Однако надобно вам знать, что правосудие видит свою высокую
задачу отнюдь не в том, чтобы непременно обрушить топор на шею человека, а и в
том еще, чтобы помочь ненароком сбившемуся с пути молодому, неискушенному
провинциалу вроде вас…
– Что вы имеете в виду?
– Молодой человек, – сказал комиссар, прямо-таки
источая доброжелательность и сочувствие. – Я, знаете ли, вот уже четвертое
царствование встречаю на своем неблагодарном посту. Служил и при Генрихе
Третьем, и при Генрихе Четвертом, и при правлении королевы-матери, а вот теперь
имею честь служить Людовику Тринадцатому, да продлит господь его дни… Всякое
повидал – и заматерелых злодеев, и оступившихся юношей вроде вас… Честное
слово, я хочу вам помочь. Но для этого нужно, чтобы и вы пошли мне навстречу…
– То есть?
Комиссар доверительно наклонился к нему:
– Поговорим, как разумные люди… Мы оба прекрасно
понимаем, что за господ королевских мушкетеров найдется кому заступиться – у
капитана их роты нешуточное влияние и немалые связи… А у вас? Есть у вас
покровитель, к чьей помощи можно прибегнуть? Вот видите, вы молчите… Вам не на
кого положиться… кроме меня. Я – ваш единственный друг.
– Что вы от меня хотите? – настороженно спросил
д’Артаньян, усматривая за мнимым радушием очередную ловушку. Комиссар заговорил
еще доверительнее:
– Если что и может вас спасти, так это ваша юность и
неискушенность… а также – откровенность. Человеку с моим опытом совершенно
ясно, что вам самому ни за что не пришло бы в голову вызывать на дуэль
королевских мушкетеров. Вас подучили, это несомненно. Некто, опытный и
коварный, воспользовался вашей горячностью и простодушием, чтобы с вашей
помощью, вашими руками свести счеты с верными гвардейцами короля. Потому что
наш некто близок к людям, которые в гордыне своей пытаются занять неподобающее
им место возле короля… К людям, которые слишком много на себя берут и потому
вызывают всеобщую неприязнь… Лукавые временщики…
– Уж не на министра-кардинала ли вы намекаете,
сударь? – спросил д’Артаньян решительно.
На морщинистом лице комиссара мелькнуло нечто похожее на
страх.
– Тс! – шепнул он, оглянувшись на дверь. – Не
будьте так прямолинейны, юноша… Скажем так: вы правильно усмотрели тенденцию и
направление мой мысли… Некоторую тенденцию и некоторое направление. Вот что, вы
мне кажетесь вполне разумным человеком… К чему вилять? Если мы с вами
договоримся и вы дадите полные, искренние показания об иных приближенных иных
временщиков, участь ваша моментально облегчится…
Д’Артаньян, уже видевший, куда клонится дело, стал
задумываться, не пришло ли время использовать в качестве единственного оружия
ту самую мерзкую лохань. Он явственно ощущал, как его затягивает в исполинские
шестерни какого-то равнодушного и оттого еще более ужасного механизма…
Дверь неожиданно распахнулась, ввалился озабоченный
стражник, без алебарды, и, с ходу склонившись к уху принципала, что-то горячо
зашептал.
– Черт побери, Майяр, не брызгайте слюнями мне в
ухо! – раздраженно отстранился комиссар. – Говорите спокойнее… И где
он?
– Да вон, уже… – и стражник ткнул большим пальцем
через плечо.
В следующий миг порог камеры решительно переступил Луи де
Кавуа, капитан мушкетеров кардинала. Опираясь на украшенную лентами трость с
золотым набалдашником, он остановился в дверях, словно в раме картины, и, держа
на отлете свиток пергамента, принялся разглядывать всех присутствующих с видом
небрежным и высокомерным.
– Кто здесь будет комиссар Бертион? – осведомился
он, глядя поверх голов с аристократическим прищуром.
Это было произнесено так, что комиссар невольно встал из-за
корявого стола:
– Сударь…
– Вот здесь у меня королевский приказ, – сказал де
Кавуа, одним движением развернув свиток. – Его величество повелевает
немедленно освободить господина д’Артаньяна, кадета рейтаров Королевского Дома.
Не угодно ли ознакомиться? – и он, встряхнув норовивший вновь скататься в
трубку пергаментный лист, сунул его под самые глаза комиссара. – Поскольку
этот юноша, как мне доподлинно известно, и есть господин д’Артаньян, извольте
озаботиться, чтобы его немедленно освободили и вернули шпагу…
