– Никоим образом, – вынужден был признать Ришелье.
– И в приемной я тоже не сказала ни словечка о его
мнимой смерти, можете справиться! Как я посмела бы хоронить живого человека, в
особенности моего любимого Луи? Я просто-напросто пришла к вам в трауре, а
остальное выдумали ваши приближенные – и, как я вижу, поторопились ввести вас в
заблуждение…
– Позвольте! Значит, ваш муж и не болен вовсе?
– О, конечно же, он болен! – живо возразила г-жа
де Кавуа, уже видя по лицу кардинала, что одержала победу. – Он прямо-таки
умирал от горя, лишившись вашего расположения… но теперь, когда я только что
услышала от вас, что вы нисколечко на него не сердитесь, я не сомневаюсь, что
он моментально выздоровеет, когда я ему передам ваши благосклонные слова…
Думаю, вы увидите его даже сегодня, уверена в этом!
Кардинал долго изучал ее пытливым взглядом, лишенным обычной
суровости, у него был вид человека, застигнутого врасплох. В конце концов он
расхохотался так, что удивленно вскинули головы многочисленные кошки, любимицы
Ришелье, коими был полон кабинет, – и смеялся долго, что, несомненно, было
добрым знаком.
– Мирей, Мирей! – еле выговорил Ришелье сквозь
выступившие на глазах слезы. – Ну и шуточку же вы со мной сыграли! В
хорошенькое положение я из-за вас попал!
– Я? С вами? Я бы никогда не посмела, монсеньёр! –
со смиренным видом запротестовала г-жа де Кавуа. – Неужели вы полагаете,
что утрата ваших милостей не заставит человека облачиться в траур? Могу вас
заверить, что обстоит как раз наоборот! И потом, вы-то уж никак не попали в
смешное положение – о том, что произошло здесь, знаем только мы двое, а в моей
деликатности вы можете быть уверены. Скорее уж это ваши приближенные выставили
себя глупцами, поверив бестолочи Бувару и не удосужившись меня расспросить
подробнее.
– Разрази меня гром, вы правы, Мирей… – задумчиво
произнес Ришелье. – Дело сделано, и отступать некуда…
По его тону г-жа де Кавуа поняла, что окончательно выиграла
дело, – кардинал, как всякий умный человек, уже вспомнил старую истину:
чтобы вас не подняли на смех, следует первым рассмеяться над собой… и, конечно,
над другими, попавшими в ту же ловушку. Старая детская загадка гласит, что
темнее всего под пламенем свечи. Так и кардинал, игравший европейскими
монархами, словно шахматными фигурками, при известии о том, что он оказался
одурачен слабой женщиной, был достаточно мудр, чтобы не гневаться. Скорее уж
следовало отнестись к происшедшему с философским смирением – благо представился
случай первому принести в Лувр известие о постигшем Бувара несомненном позоре…
– Мирей, Мирей… – промолвил кардинал, уже
нисколечко не сердясь. – Лучшей комедиантки, чем вы, я покуда не знал.
Честное слово, меня так и подмывает попросить короля учредить по примеру
должности суперинтенданта зданий пост суперинтенданта комедии – и отдать эту
должность вам, хотя у нас и не принято допускать женщин к государственным
постам…
– А что, ваше преосвященство? – вслух предположила
г-жа де Кавуа. – Думается, я бы справилась.
– Быть может, вы справились бы и с должностью
министра? – все еще смеясь, предположил Ришелье.
– Так далеко мои амбиции не простираются, – с
достоинством произнесла г-жа де Кавуа. – Однако, говоря по совести,
монсеньёр, я рискну предположить, что когда-нибудь все же на министерском посту
окажутся женщины…
– Мы с вами до этого не доживем, Мирей, и слава богу…
– Бесспорно, не доживем, монсеньёр. И все же, когда-нибудь…
– Ах, Мирей, вы меня уморите! – вновь расхохотался
кардинал. – Женщина на посту министра… Скажите еще, что у наших отдаленных
потомков женщины будут не только министрами, но, вот нелепость, финансистами,
судьями, а то и офицерами!
– Кто может знать будущее, монсеньёр?
– Довольно, Мирей! – решительно прервал
Ришелье. – Признаюсь, вы мне доставили немало веселых минут, но нельзя же
затягивать шутку до бесконечности! У меня полно важных дел. Ступайте же и
передайте вашему дражайшему мужу, что он может выздороветь…
Глава 18
Д’Артаньян у себя дома
Строго говоря, наш гасконец находился вовсе не у себя дома
(за полным пока что неимением такового), а в том самом ресторане, что открыл
наконец на улице Ла Арп
[8]
вернувшийся в Париж г-н Бриквиль.
Однако нужно отметить, что с некоторых пор, благодаря известным читателю
обстоятельствам, д’Артаньян чувствовал себя как дома в любом строении, согласно
имущественным законам безраздельно и всецело принадлежащем г-ну Бриквилю… И, в
общем, имел на то некоторые основания, поскольку частенько осуществлял в
отношении очаровательной Луизы те права, на каковые ее законный супруг
оказывался сплошь и рядом решительно неспособен…
Правда, на сей раз и речи не было о практическом
осуществлении этих самых прав – и оттого, что стоял белый день, и потому, что
место отнюдь тому не благоприятствовало. Оно вовсе не подходило для любовных
свиданий, так как было отделено от большого ресторанного зала исключительно
легкой перегородкой с высокими, от пола до самого потолка, окнами. Шторы,
правда, были задернуты, но все равно для пылких игр это помещеньице никак не
годилось – одна из дверей вела в зал, а вторая – в кабинет хозяина.
– …и тогда его величество изволил в самых
недвусмысленных выражениях похвалить мою отвагу, – продолжал д’Артаньян
под восхищенным взглядом Луизы. – Более того, он простер свое расположение
настолько, что велел господину Ла Шене принести из его собственных карманов
пригоршню луидоров, каковыми меня и наградил. Вот один из этих самых луидоров,
коими его величество наградил меня…
Говоря по совести, все до единого королевские луидоры уже
были потрачены в тех местах, к коим приохотил д’Артаньяна услужливый Пишегрю,
но тот, которым гасконец хвастался перед Луизой, в общем, ничем от них не отличался,
поскольку вышел из-под того же чекана, так что никакого обмана тут, собственно,
и не было…
– Я нисколько не сомневалась, Шарль, что удача вам в
конце концов улыбнется, – с сияющими глазами сказала Луиза. И вкрадчиво
поинтересовалась: – Быть может, теперь, когда вы лично известны его величеству,
мне будет легче добиться развода?
Услышав знакомую песню, д’Артаньян мгновенно насторожился,
как почуявший гончих заяц. И поторопился авторитетным тоном заверить:
– Боюсь, дело обстоит как раз наоборот… Его величество
– ярый противник разводов… Если окажется, что мое имя связано с потребовавшей
развода женщиной, с карьерой придется бесповоротно распрощаться…
– Значит, Шарль, карьера вам важнее, чем моя
любовь? – незамедлительно задала Луиза столь обожаемый женщинами вопрос,
приводящий всякого мужчину в бешенство.
Д’Артаньян, однако, сдержался и смирнехонько ответил:
