– Луиза, я вас несказанно люблю, но в мои годы нужно
думать и о карьере… На что мы будем жить, черт возьми?
– Ну, это просто, – сказала практичная
Луиза. – Нужно как следует разорить Бриквиля, так, чтобы деньги
перекочевали ко мне, а уж потом я с ним разведусь, и у нас останется и
ресторан, и меблированные комнаты… Бриквиль, право, не пропадет, у него есть
земля в провинции, та самая, отсуженная в наследство…
– Черт возьми, Луиза, вы меня ставите неизвестно в
какое положение! – в сердцах воскликнул д’Артаньян. – Шарль де Батц
д’Артаньян де Кастельмор, владелец кабаре и меблированных комнат… Я как-никак
гвардеец короля, прах меня побери!
– Но кто же вам мешает совмещать владение рестораном с
гвардейской службой? – резонно возразила Луиза. – Коли уж даже его
величество совмещает свои королевские обязанности с выращиванием и продажей на
рынке зеленого горошка?
Крыть было нечем, и д’Артаньян, пораздумав, завел старую
песенку, к которой прибегал не раз:
– Луиза, я еще так молод…
Его очаровательная и упрямая любовница многозначительно
прищурилась:
– Шарль, до сих пор ваша молодость вам не мешала
проделывать со мной презанимательные вещи… Она вам не мешала и соблазнить меня
самым целеустремленным и напористым образом…
– Мне? – воскликнул д’Артаньян. – Соблазнить
вас?
– Ну конечно, разве вы забыли? – промурлыкала
Луиза. – Вы меня коварно соблазнили, гвардейский бесстыдник, как я ни
сопротивлялась, а потом научили всем этим развращенным забавам, при одном
воспоминании о которых меня вгоняет в краску…
– Я – ваc?
– Ну разумеется. У вас очень короткая память, Шарль.
Я-то была так неопытна и, строго говоря, почти что невинна – мой бессильный и
лишенный всякой фантазии муженек вел себя так, что я даже не могла чувствовать
себя женщиной… Но пришли вы, совратили меня и обучили столь бесстыдным вещам…
– Луиза! – в растерянности воскликнул гасконец.
– И вас даже не мучает совесть? Впрочем, –
продолжала Луиза с загадочной улыбкой, – нужно признать, что эти вещи
достаточно приятны… Шарль, вы не хотите, часом, вновь воспользоваться моей
беззащитной доверчивостью?
С этими словами, сияя дразнящей улыбкой, она решительно
приблизилась к д’Артаньяну, уселась ему на колени и тонкими пальчиками
распустила верхний узел шнуровки корсажа.
– Луиза, это сущее безумие! – запротестовал
гасконец, в котором благоразумие взяло верх над естественными побуждениями
гвардейца, на коленях у коего восседает очаровательная, готовая к любым
проказам особа. – Сюда могут войти из зала…
– Вздор…
– Есть еще кабинет…
– Кабинет пуст, туда можно попасть только через
комнатку, где мы с вами сейчас сидим. Есть еще, конечно, окно, но даже Бриквиль
не настолько глуп, чтобы лазить в свой собственный кабинет со двора, через
окно…
– Подождите, – сказал д’Артаньян, с тревогой
наблюдая, как шнуровка все более распускается. – Честное слово, я
собственными ушами слышал в кабинете некое шевеление, только что. Планше
мимоходом упоминал, что ваш муж приставил кого-то из слуг за нами шпионить…
– Но ведь до сих пор все обходилось? Шарль, помогите
мне справиться с этим шнуром…
– Луиза, в кабинете определенно кто-то есть!
– Какой вздор! – сказала Луиза, решительно
приникая к его губам. После некоторого колебания д’Артаньян все же ответил на
ее ласки – пусть и довольно скромным образом.
Именно в этот миг дверь, ведущая в кабинет, с грохотом
распахнулась, ударившись о стену, и в проеме, словно разъяренный дух мщения,
возник г-н Бриквиль с выражением лица, не сулившим ничего доброго.
Д’Артаньян оставил шпагу в передней. Г-н Бриквиль также был
без шпаги, зато держал в руках два пистолета со взведенными курками и еще пара
пистолетов была заткнута у него за пояс. Мельком подумав, что подобной
артиллерийской батареи с лихвой достаточно даже для пары-тройки гасконцев, не
говоря уж об одном-единственном, д’Артаньян торопливо выпростал блудливую
десницу из широко распахнутого декольте очаровательной хозяйки и постарался
придать себе равнодушный вид ни в чем не повинного случайного прохожего – что с
его стороны было не самым разумным ходом, учитывая тот недвусмысленный факт,
что Луиза по-прежнему восседала у него на коленях, обнимая за шею. Оба застыли,
словно оглушенные ударом дубины, а грозный муж удовлетворенно протянул:
– Презанимательные вещи, говорите? Бесстыдные забавы?
Бессильный муженек, лишенный всякой фантазии, говорите? А не кажется ли вам,
моя прелесть, что у меня все же есть некоторая фантазия? И в комнату через окно
лазят не одни лишь дураки! Та-та-та, какая интересная у вас позиция!
Что характерно, физиономия у него была не сердитой, а скорее
исполненной несказанного удовлетворения. Смело можно сказать, что г-н Бриквиль
выглядел счастливым. Ревнивцы имеют такую особенность, что радуются вещам,
которые заставляют их окончательно убедиться в собственном позоре и несчастии.
Некоторые считают это болезнью. Как бы там ни было, ревнивец порой жаждет
увидеть жену или любовницу в объятиях соперника. Все, способное подтвердить,
что его подозрения – сущая правда, имеет для него ни с чем не сравнимое
очарование, и он никогда и ни от чего не получает такого удовольствия, как от
констатации собственного несчастья…
Д’Артаньян смятенно подумал, что подобное удовольствие от
лицезрения собственной жены, застигнутой в объятиях любовника, следовало бы
причислить к тому извращению, коим славятся итальянцы, – и карать точно
так же, без всякой жалости. К сожалению, у него не было ни времени, ни
возможности убедить парижский парламент
[9]
незамедлительно
ввести дополнения в законы против извращенцев…
Луиза, очнувшись от оцепенения, наконец-то спрыгнула с колен
д’Артаньяна и даже нашла в себе силы пролепетать:
– Сударь, мы как раз говорили о некоторых
усовершенствованиях в заведовании рестораном…
– Охотно верю, сударыня! – с саркастическим
хохотом воскликнул г-н Бриквиль. – Запахнитесь хотя бы, а то, я вижу, наш
постоялец весьма усовершенствовал ваш туалет, приведя его к первозданной
простоте! Прикройтесь, я вам говорю! До вас еще дойдет черед, а пока что мы
займемся вами, гвардейский вертопрах! Когда я служил в армии, кое-чему
научился…
Д’Артаньян к тому времени тоже несколько опомнился и вскочил
на ноги. Он внимательно следил за пистолетным курком – этому приему уже научили
его опытные вояки в роте. И, когда курок стал опускаться, гасконец моментально
упал на одно колено.
