– Но я…
– Молчите! Между прочим, ваши беспутные дружки
задержаны все до одного… и они твердят, что именно вы были зачинщиком всего,
что вы все придумали!
– Да что вы такое говорите! – воскликнул
д’Артаньян, у которого при этаком известии волосы форменным образом встали
дыбом.
– Экий вы недотепа! – чуть понизила голос госпожа
де Кавуа. – Вы что, незнакомы с нравами таких вот субъектов? Они готовы
все свалить на дурачка вроде вас, чтобы избежать наказания… Ладно, ладно, не
вздумайте в моем доме падать в обморок… по крайней мере, пока я не закончила
выволочку… Вам крупно повезло, дорогой д’Артаньян. Слышите? Тот, второй
англичанин оказался благородным человеком. Как ни удивительно, приходится
признать, что и среди англичан попадаются порядочные люди, вроде белых ворон…
Да и парижская полиция имеет некоторый опыт, и компания Пишегрю ей прекрасно
известна. Вас никто не будет преследовать, прыгайте от радости, а лучше
молитесь, если вы еще не забыли, как это делается… Благодарите бога – и ваших
искренних друзей.
– Госпожа де Кавуа, у меня нет слов, я готов броситься
к вашим ногам…
– Успеется! Слушайте дальше. Давайте подведем кое-какие
итоги, как выразился бы его высокопреосвященство. Вы ославлены как записной
прелюбодей, запутанный в скверную историю с кончиной мужа вашей любовницы. Вы
шатаетесь по самым подозрительным кварталам Парижа, веселитесь в борделях, играете
в кости и карты – в экарте, пикет…
"А также в ландскнехт, бассет и гальбик", –
мог бы уточнить гасконец, но благоразумно промолчал.
– Одним словом, вы катитесь под уклон по скользкой
дорожке, – твердо заключила госпожа де Кавуа. – Вы на счету у полиции,
ваше имя треплют сплетники, о ваших беспутных похождениях, того и гляди, может
узнать король – и тогда вы пропали… Вы в полной мере осознаете свое печальное
положение?
– Да, – промолвил д’Артаньян.
– Честное слово?
– Честное слово… – промямлил он, понурив голову и
опустив глаза – и вовсе не кривя душой.
– Попробую вам поверить, – сказала госпожа де
Кавуа, глядя на него испытующе и сурово.
– Но откуда вы все это знаете?
Она ответила ледяным тоном:
– Запомните, д’Артаньян: кое в чем я осведомлена не
хуже парижской полиции… а то и получше. В особенности когда задеты интересы не
только моего Луи, в чьем доме вы были приняты, но и самого кардинала. Я уже
говорила об этом, но теперь объясню подробнее… Вас многие считают кардиналистом
– вы то и дело деретесь с королевскими мушкетерами, вы приняты в доме капитана
гвардейцев кардинала, вы знаете графа Рошфора…
– Вообще-то, я ничего не имею против такого обо мне
мнения…
– Похвально слышать. Но беда-то как раз в том, что ваше
поведение бросает на кардиналистов тень. Именно вас иные выставляют в качестве
примера того, как растленны и преступны сторонники кардинала… Понимаете вы это?
– Теперь понимаю…
– И это мне отрадно слышать… – призналась госпожа
Кавуа. – Надеюсь, вы в достаточной степени прониклись?
– Да, – покаянно признался гасконец.
– Дело зашло слишком далеко, – продолжала госпожа
де Кавуа. – Нужно принимать немедленные и решительные меры. Я не могу
позволить, чтобы из-за вас был нанесен ущерб великому кардиналу… А потому
говорю вам со всей определенностью: я настроена решительно. Вы верите?
– Вот в этом я нисколечко не сомневаюсь…
– Прекрасно. Итак… Право же, я готова отправиться в
Пале-Кардиналь и убедить монсеньёра выслать вас из Парижа в Беарн. С
запрещением возвращаться назад под страхом самых суровых мер – что в устах его
высокопреосвященства никогда не звучало пустой угрозой. Если нет другого
способа вас спасти от вас же самого – что ж, пусть будет так… Я самолично
напишу вашим родителям, изложу причины, по которым вы были высланы из Парижа…
– О сударыня! – вырвалось прямо-таки стоном у
д’Артаньяна.
– Мирей, ему всего восемнадцать… – тихо осмелился
вставить слово капитан де Кавуа. – Он еще может исправиться…
– Ну что же, попытаемся, как истинные христиане, дать
еще одну возможность покаявшемуся грешнику… – самую чуточку ласковее
сказала госпожа де Кавуа. – Д’Артаньян, если вы обманете мои ожидания, я
буду беспощадна. По-настоящему. Все, что я вам обещала, будет пущено в ход, и
даже более. Людей, не оправдавших доверия, не стоит и щадить… Вы готовы
следовать моим указаниям?
– Всецело.
– Вы немедленно развяжетесь с Луизой Бриквиль.
– Клянусь.
– И нынче же днем съедете оттуда.
– Обещаю.
– Отныне вы незнакомы с Пишегрю и его шайкой…
– Уже незнаком.
– И не станете связываться с им подобными.
– Обещаю.
– Вы будете играть только в достойной компании… а
месяц-другой, пока все не забудется, лучше вообще не играть.
– Клянусь.
– Вы будете посещать бордели… ну, скажем, не чаще раза
в неделю – а месяц-другой вообще не будете туда ходить.
– Я уже забыл туда дорогу… – сказал д’Артаньян. И
воскликнул с ужасом: – Надеюсь, вы не собираетесь запретить мне драться на
дуэли с королевскими мушкетерами?
– Пожалуй, это вам можно разрешить, – подумав,
сказала госпожа де Кавуа. – Но соблюдайте при этом должную осторожность…
– Клянусь, – сказал д’Артаньян, с радостью
отметивший, что понятие "должная осторожность" – чересчур
расплывчатое и лишено четких формулировок.
– Ну вот, мы вроде бы ничего не упустили… –
задумчиво подвела итог госпожа де Кавуа.
Д’Артаньян ничуть не удивился бы, заставь она его в
завершение прочитать изрядное количество "Pater Nocter" и "Ave
Maria"
[17]
, наложив форменную епитимью, – но госпожа
де Кавуа при всей своей суровости все же не зашла настолько далеко, чтобы
присваивать себе права и прерогативы духовного лица. Спасибо судьбе и на том…
– Оноре! – громко позвала госпожа де Кавуа.
С похвальной быстротой появился почтенный седой дворецкий и
выжидательно поклонился.
– Оноре, – не мешкая, сказала хозяйка. – Вы
подобрали господину д’Артаньяну подходящие квартиры, как я наказывала?
– Разумеется, мадам… Жак и Анри с утра обходили
прилегающие кварталы… – Он достал из-за обшлага камзола листы бумаги и
близоруко поднес к глазам. – Улица Ла Арп, неподалеку от Сорбонны…
