– Боюсь, вы ошибаетесь, – решительно перебил
д’Артаньян. – В мушкетерах короля я не состою, и плащ этот оказался на
моих плечах по причинам, которые вам нет нужды знать…
Впервые на лице толстяка обозначилось нешуточное изумление.
Не давая ему опомниться, д’Артаньян сделал три шага к столу, волоча за собой
вцепившихся ему в локти оторопелых стражников, и, чеканя слова, сказал:
– Слушайте меня внимательно и не хохочите, как идиот!
Немедленно пошлите людей – и лучше всего верховых – в дом господина де Кавуа,
капитана мушкетеров его высокопреосвященства, а также в Пале-Кардиналь, чтобы
они разыскали графа де Рошфора, конюшего монсеньёра Ришелье. Молчать, я вам
говорю! Пусть немедленно разыщут одного из этих господ или обоих и попросят их
явиться сюда! Речь идет о судьбе Франции, понятно вам, жирное вы брюхо?! Если
промедлите или выполните мое поручение дурно, кардинал вас еще до заката
прикажет повесить на башне Консьержери! Ну, что вы сидите, как жаба на лопухе?
Было в его лице и голосе нечто, отчего толстяк, мгновенно
изменившись лицом, с неожиданным проворством вскочил на ноги, опрокинув брюхом
стол, так что зловещие бумаги – а других здесь и не имелось – разлетелись по
всей комнате. Караульные настолько изумились, что от растерянности выпустили арестованного.
Д’Артаньян скрестил руки на груди и, видя решительный перелом в свою пользу,
высокомерно поторопил:
– Живее! Служба кардинала! Именем его
высокопреосвященства!
Комиссар, топчась прямо на рассыпанных бумагах, вместо
прежнего густого баса воскликнул тоненьким бабьим голоском, себя не помня от
растерянности:
– Что вы стоите, болваны?! Живо, бегите в конюшню,
найдите Пьера и Грегуара, пусть седлают коней! Пусть сломя голову летят в
Пале-Кардиналь и к капитану де Кавуа!
Стражники, мешая друг другу и сталкиваясь боками, выскочили
в узенькую дверь. Комиссар, с удивительным для такой туши проворством
приплясывая вокруг д’Артаньяна, запричитал:
– Простите дурака, ваша милость, кто же знал, кто мог
предполагать, что тут не нахальная дуэль, а кардинальская служба… Уж не
гневайтесь, душевно прошу! Пока они управятся – бургундского, а? Тушеных
голубей, а? Фаршированных болонской колбаскою с каперсами? Мигом слетают…
– Оставьте эти глупости, – сказал д’Артаньян
значительным тоном. – Дайте лучше простой воды, в горле пересохло…
…Неизвестно, что говорили посланцы комиссара и какие
аргументы они пустили в ход, но уже через полчаса, показавшиеся д’Артаньяну
вечностью, в коридоре зазвенели шпоры, и в комнатушку энергичным шагом вошли
двое мужчин: капитан де Кавуа и граф Рошфор, судя по их виду, мчавшиеся
верхами.
На лице Кавуа отобразилось горькое разочарование, даже
нешуточная обида:
– О господи, это вы, д’Артаньян! Если вы опять влипли в
какую-то неприглядную историю, вам, черт меня побери, придется выпутываться самому…
Что это за выдумки насчет кардинальской службы?
– Подождите, – сказал Рошфор, окинув д’Артаньяна
проницательным взглядом черных глаз. – Шевалье, откуда у вас мушкетерский
плащ, и что означает весь этот маскарад?
– Подождите за дверью, – приказным тоном обратился
д’Артаньян к комиссару. – Вас позовут, когда будет в вас надобность…
Комиссар, после реплики капитана де Кавуа засомневавшийся
было в неких мрачных и грандиозных полномочиях д’Артаньяна, покосился на графа
Рошфора, но тот согласно кивнул – и толстяк проворно выкатился за дверь с самым
разнесчастным видом, окончательно запутавшись в сложностях жизни.
– Итак? – с непроницаемым видом спросил Рошфор.
Д’Артаньян, подойдя к ним вплотную и понизив голос, сказал:
– Господа, жизнь его величества и кардинала в
опасности!
Глава 6
Кардинал Ришелье у себя дома
– Я отчего-то полагал, что вы несколькими годами
старше, – сказал кардинал Ришелье, почти бесшумно прохаживаясь по
кабинету, – но кардинальские коты, ухоженные, пушистые, благодаря своей
невероятной чуткости ловившие настороженными ушами малейший звук, то и дело
провожали его загадочными прищуренными взглядами.
Д’Артаньян был наслышан о них, но видел впервые – и старался
сидеть, не шевеля ногами, потому что парочка избалованных созданий непринужденно
разместилась у его пыльных ботфорт, время от времени пробуя их на прочность
когтями, таращась снизу вверх со столь серьезным и озабоченным видом, словно
хотели понять, друг это хозяину или враг.
– В таком случае, оба мы оказались в одинаковом заблуждении,
монсеньёр, – сказал д’Артаньян. – Я тоже, уж не обижайтесь на
провинциала, представлял вас убеленным сединами стариком. В провинции только и
разговоров о вас… Но ваш возраст молва как-то обходила стороной…
– Вы разочарованы?
– Наоборот, – сказал д’Артаньян. – Свершения
выглядят особенно грандиозными, когда их инициатор в расцвете лет и сил…
– Вас уже научили в Париже говорить льстивые
комплименты? – усмехнулся Ришелье.
– Помилуйте, монсеньёр, вы же не дама, а духовное лицо,
какие могут быть комплименты… – простодушно ответил д’Артаньян. –
Просто о вас говорят повсюду…
– Хотите сказать, одну похвалу?
– Нет, конечно, и худое тоже… Но разве эта молва делает
погоду? – Д’Артаньян, резко меняя тему разговора, постарался вернуться к
мучившему его вопросу: – Монсеньёр… Я до сих пор озабочен всеми этими клятвами,
что пришлось тогда дать…
– Успокойтесь, – решительно сказал
кардинал. – Клятва, данная убийцам и заговорщикам, не имеет силы. Я вас
отрешаю от всех клятв – властью, данной мне святым римским престолом, тем
престолом, что выше любого королевского… – Он поднял руку, словно для
благословения, и произнес несколько слов на латыни, в которых д’Артаньян
понимал не больше, чем если бы они звучали на каком-нибудь наречии дикарей из
Нового Света. – Ну что же, господин д’Артаньян… Вы оказали огромную услугу
– и не просто человеку, а государству. Скажу вам по секрету, у меня есть свой
человек среди заговорщиков – и еще один из их же собственных рядов совсем недавно
кое о чем донес. Рассчитывая, надо полагать, что это его спасет… Он будет
неприятно удивлен, когда после разгрома заговора ему отрубят голову вместе с
остальными.
– Можно спросить, монсеньёр, почему? Ведь он оказал
услугу…
– Услугу оказали вы, любезный шевалье. Вы – обличитель,
а не доносчик. Это совершенно разные вещи. Обличитель, едва услышав нечто,
представляющееся ему гнусным, решительно сообщает тем, кому надлежит ведать
безопасностью государства. Доносчик – это другое… Человек, о котором идет речь,
был вовлечен в заговор довольно давно, получил изрядную сумму денег и
рассчитывал при удаче взлететь гораздо выше, чем он того заслуживает. Но потом…
Деньги имеют свойство кончаться – а хотелось еще. Кроме того, его измучил страх
за собственную шкуру, он стал бояться, что все раскроется, что всех настигнет
кара… Другими словами, если бы он был уверен в победе заговорщиков, если бы ему
дали больше денег, он остался бы на прежнем месте в прежней роли… Таких не
стоит щадить. Теперь о вас, д’Артаньян. Я высоко ценю вашу искренность, вы
оказали и мне, и другим нешуточную услугу, но… Мне хотелось бы понять ваши
мотивы. Не ответите ли на несколько вопросов?
