– Поздравляю вас, друзья мои, – cказал Атос
сумрачно. – Упомяни о черте… Рошфор ближе, чем мы думали. Он здесь, в
«Вольном мельнике». Мало того, здесь и миледи…
– Черт меня раздери со всеми потрохами! –
вырвалось у Портоса.
– Но позвольте, господа! – беспомощно воскликнула
герцогиня. – Почему же я ее ни разу не видела?
– Потому что она не стала попадаться вам на
глаза, – с безграничным терпением проговорил Атос. – Она умеет при
необходимости оставаться невидимой…
– Слушайте! – пробасил великан Портос. –
Может, это враки?
– Гримо не мог ошибиться, – лаконично ответил
Атос. – Они здесь вдвоем…
– Атос, значит, их только двое?
– Портос, вы необычайно сильны в арифметике…
– А как же, у меня был учитель, – простодушно
сказал Портос. – Вот что… Может, это и есть наилучшее решение проблемы? Мы
дождемся, пока он выйдет, вызовем его и преспокойно проткнем… Каков бы он ни
был, не в его характере бежать от вызова…
Какое-то время Атос, как показалось гасконцу, всерьез
взвешивал это предложение.
– Нет, – сказал он наконец. – Неминуемо
сбегутся зеваки, весь город, пойдут разговоры, кто-нибудь может узнать нас либо
герцогиню… Лучше уж, Портос, предоставить все богу… и тем, кого вы оставили на
Амьенской дороге. Согласен, это несколько против правил чести, но, в конце
концов, Рошфор служит человеку, который сам поставил себя вне правил чести,
осмелившись покуситься на привилегии и исконные вольности дворянства, обращаться
с дворянами, словно с тем двуногим скотом, что копается на полях… Пусть будет
Амьенская дорога. – Его лицо на миг исказилось хищной гримасой. – И
совсем хорошо будет, если миледи решит его сопровождать…
– Фи, Атос! – воскликнула герцогиня. –
Все-таки это женщина…
– Милая Мари, – спокойно сказал Атос. –
Женщина, которая так рьяно и упорно вымешивается в мужские дела, занимается
мужскими делами, не должна протестовать, по-моему, если с ней решат поступить,
как с мужчиной… Таково мое глубокое убеждение.
– И мое тоже, – прогудел Портос. – Женщина,
ха! Нас с Атосом эта женщина вполне способна привести на плаху, да и вам,
дражайшая гер… тьфу, Мари, она способна принести немало бед… Атос, вы мудры,
как тот древний римлянин Сократ! Пусть все решает Амьенская дорога… к слову, не
зря же я отвалил этим молодчикам пятьдесят пистолей своих собственных денег!
– Ну, в конце концов… – протянула герцогиня, чье
очаровательное личико озарилось кроткой улыбкой. – Учитывая
обстоятельства… Что же, разъезжаемся, господа? Письма вы получили, Атос, и я
могу с превеликим облегчением передать это в Париже… С Рошфором все решено…
Едем?
– Да, пожалуй, – с видимым облегчением согласился
Атос. – Я поскачу по дороге на Бриссак, вы, Портос, повернете на Сен-Жоли.
Вы же, Мари, преспокойно поедете в Париж прямой дорогой. Даже самые хитрые
шпионы потеряют след… Письма, разумеется, останутся у меня.
– Пусть так и будет, – кивнула герцогиня.
– В таком случае, вперед?
– С превеликой охотой, – сказал Портос. –
Здесь сквернейшее вино, а уж пулярки…
Д’Артаньян понял, что его час настал.
Глава 4
Первая в жизни дуэль
Порою опасно представлять молодому человеку чересчур уж
яркие картины определенных жизненных правил, потому что у него нет еще привычки
к чувству меры. К сожалению, об этом как раз и не подумал г-н д’Артаньян-отец,
давая сыну последние наставления перед дорогой… «Сын мой, – сказал тогда
старый вояка. – Коли уж вы твердо намерены выбрать военное дело, запомните
накрепко: честь военного столь же деликатна, как честь женщины. Если добродетель
женщины окажется под подозрением, жизнь ее станет одним бесконечным упреком,
пусть даже она после найдет средство оправдаться. Именно так обстоит и с
военными – с той разницей, что потерявший честь военный человек оправдаться уже
не сможет никогда. Вы еще мало знаете, как поступают с женщинами сомнительной
добродетели, но поверьте, то же бывает и с мужчинами, запятнавшими себя
какой-нибудь трусостью…»
Г-н д’Артаньян-отец, к сожалению, позабыл уточнить, что эти
поучения никогда не следует принимать буквально, а потому, как уже упоминалось,
наш герой на всем протяжении своего пути так и рвался повздорить с людьми,
частенько не имевшими никакого намерения нанести ему оскорбление. Вот и теперь
ярость совершенно затмила ему рассудок, и он сбежал по ступенькам, цепляя их
огромными старомодными шпорами, и, выхватывая на бегу шпагу, что есть сил
крикнул великану по имени Портос:
– А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить
вас сзади!
Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли
удивленно, то ли презрительно и протянул:
– Ударить меня? Да вы рассудком повредились, милейший!
– Быть может, – сказал д’Артаньян
запальчиво. – Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-ка
свою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен
клинок!
– Хотите убедиться? – хищно усмехнулся великан,
вмиг выхватив шпагу. – Как видите, прилажен!
– Портос, Портос! – предостерегающе вскрикнул
кавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж
ними. – Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы
как-то задели вас…
– В самом деле? – саркастически ухмыльнулся
д’Артаньян. – Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин
упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туаз
несет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня…
– Тьфу ты! – досадливо охнул Портос. – Кто бы
мог знать, что он понимает по-испански?
Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой
укоризной, в которой не было и тени дерзости:
– Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы
знать, что подслушивать чужие разговоры – не самое приличное на свете…
Д’Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
– Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам
разъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому убеждению
имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я же стоял открыто, у
вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомых
людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают… Передайте ему,
что он невежа… да и вы, сдается мне, тоже…
Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с
неприкрытой угрозой:
– Молодой человек, я не привык, чтобы со мной
разговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты…
– Быть может, как раз и настало время обрести эту
привычку? – задиристо осведомился д’Артаньян.
Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до
конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатными
дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящее
смотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было в
мире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.
