– Слава богу, – вздохнул незнакомец. –
Получив письма, вам надлежит спешить в Париж, не теряя времени. У вас остались
в гостинице какие-нибудь ценные вещи?
– Никаких. Одни пустяки.
– Тем лучше. Где ваша лошадь? Слуга?
– Лошадь в конюшне неподалеку от гостиницы, там же и
слуга…
– И вовсе прекрасно… – сказал незнакомец. –
Когда поговорите с графом де Шале, седлайте лошадь и скачите в Париж, не
возвращаясь в гостиницу. Не стоит рисковать зря, особенно когда при вас будут
письма…
– Что-нибудь случилось? – с небрежным видом
опытного заговорщика спросил д’Артаньян.
– Пока нет, но… Красный чулок что-то определенно
пронюхал. Его ищейки уже в Нидерландах. Я только что расстался с вашим другом
Атосом, да-да, он тоже здесь, выполняет свою часть обязанностей…
Насторожившись, д’Артаньян спросил елико мог беззаботнее:
– И что говорит мой друг Атос?
– В Зюдердам, очень похоже, приехал этот чертов
д’Артаньян, один из любимчиков кардинала. Гримо, слуга Атоса, его видел вчера
на набережной канала Медемблик…
"Ага, – подумал д’Артаньян. – Когда я
возвращался от красотки Елены…"
– Нет сомнений, что он примчался сюда вынюхивать наши
секреты. Этот гасконец совсем молод, но дьявольски изворотлив и не на шутку
опасен…
"Спасибо на добром слове, – подумал польщенный
д’Артаньян. – Вы, сударь, очень точно меня обрисовали…"
– Где он остановился, пока неизвестно. Гримо ищет его
по всему городу и, я уверен, найдет. А уж тогда… Атос со своим дурацким
благородством ни за что не одобрил бы иных задумок, но я всерьез думаю: а не
прикончить ли этого гасконца и не скинуть ли труп в какой-нибудь канал? Одним
шпионом меньше…
– Вы совершенно правы, сударь, – серьезно сказал
д’Артаньян. – С этим проклятым гасконцем так и следует поступить, чтобы не
вынюхивал тут, ищейка проклятая…
– Значит, и вы того же мнения? – обрадовался
незнакомец.
– А как же, – сурово сказал д’Артаньян. –
Этого чертова д’Артаньяна давно следовало бы прикончить…
– Не можете забыть тот удар шпагой? – усмехнулся
незнакомец.
– Дело не в моих личных обидах, – сурово
ответствовал д’Артаньян. – Речь, черт возьми, идет о судьбе Франции, какое
может быть благородство? В канал кардиналиста!
– Вы ничего не имеете против, если я передам ваши слова
Атосу?
– Наоборот, – сказал д’Артаньян, размашисто шагая
следом за провожатым по набережной одного из многочисленных каналов. – Так
и передайте – Арамис настроен самым решительным образом. В канал этого
д’Артаньяна, в канал! А до того – нож ему в спину!
– Ну, это уже по части Гримо… Он, я надеюсь, справится.
Если только Атос не заартачится. Поистине, он слишком большой чистоплюй, наш
Атос, он предлагал более мягкий план, имеющий целью лишь лишить д’Артаньяна
свободы…
Д’Артаньян украдкой оглянулся, сделав вид, что поправляет
перевязь съехавшей на спину шпаги. И приуныл несколько. Сбывались его худшие
подозрения – на значительном отдалении от них в том же направлении шагала
примечательная фигура, тот самый монах-капуцин, коему вроде бы полагалось мирно
подремывать над своим стаканом в трактире "Зваарте Зваан".
Сердце у него упало, но он ничего не сказал спутнику – лишь
попытался определить, не похож ли этот навязчивый монах на переодетого Гримо,
но так и не пришел к однозначному выводу. Трудно узнать даже кого-то знакомого,
когда на нем не привычное платье, а скрывающая очертания фигуры монашеская
ряса, вдобавок с нахлобученным на лицо капюшоном…
Прошагав еще парочку улиц, провожатый свернул направо и
остановился перед таверной "Зеленый дракон", из двери которой, как
легко догадаться, валили густые клубы никотианового дыма.
Они вошли, и незнакомец уверенно повел д’Артаньяна в дальний
угол огромного общего зала, к невысокой двери с полукруглым верхом, обитой
вычурными полосами кованого железа.
Д’Артаньян последовал за ним без малейшего колебания или
страха – он просто-напросто передвинул шпагу так, чтобы была под рукой, и
хорошенько осмотрелся, запоминая расположение помещений и выхода на случай
скоротечного отступления, не имеющего ничего общего с тем, что принято
именовать бегством.
За дверью обнаружилась большая комната со сводчатым потолком
и неизбежными навощенными балками, посреди которой за длинным столом сидело
человек семь. Здесь никотиану не пили, д’Артаньян не усмотрел ни единой струйки
дыма, зато к вину относились, как все нормальные люди – стол был уставлен
бутылками, по виду старыми, с благородным содержимым, не каким-нибудь пикетом.
Прямо посреди стола красовалось странное сооружение – крепко
связанная из прутьев виселица, точная копия настоящей, размером с добрый
парижский фут, и на ней на толстой крученой нитке болтался, временами легонько
вращаясь вокруг оси, здоровенный ярко-красный вареный рак.
– Забавники у вас тут, я смотрю… – тихонько сказал
д’Артаньян спутнику, глазами показывая на багрового речного жителя, которому
любитель поесть давно нашел бы лучшее применение. – Это, как я понимаю,
символизирует одного нашего общего знакомого?
Тот расхохотался:
– У вас острый ум, милый Арамис! Ну конечно же, мы тут
символически пока что вздернули Ришелье!
"Боюсь, с настоящим кардиналом это будет проделать
несколько труднее", – подумал д’Артаньян.
Сидевшие за столом их не заметили – один из них, низенький и
отчаянно толстый, напоминавший фигурой репку, вскочил, сбросив локтем стакан,
и, воздев руку, словно ведущий в бой полки генерал, принялся декламировать,
визжа и захлебываясь:
– Его уж нет! Исчез наш кардинал!
Для всех его друзей – ужасная потеря,
Но не для тех, которых угнетал,
Преследовал, тиранил, обижал…
Они теперь избавлены от зверя!
Исчез наш кардинал!
И тот, кто за железную решетку
Других с таким усердием сажал,
Сам, наконец, в дубовый гроб попал!
Когда кортеж чрез мост переезжал,
Наш медный всадник, верно, во всю глотку
Взглянув на этот гроб, захохотал!
Исчез наш кардинал!
"Под медным всадником он, надо полагать, имеет в виду
конную статую великого Генриха на Новом мосту, – подумал
д’Артаньян. – Что ж, все правильно: если кардинала и впрямь убили бы в
замке Флери, гроб непременно повезли бы через Новый мост… Интересно, кто это?
Угнетенный, преследуемый, только что из оков… То-то физиономия жиром заплыла,
щеки вот-вот лопнут… Самый что ни на есть несомненный и неподдельный
изможденный узник…"
