Финист не знал, что ответить. Он сам не понимал ничего из произошедшего и чувствовал, что они как-то виновны в смерти охраны и диспетчеров.
Обвинительная тирада и плач привели в чувство находившегося в прострации Джека.
— Тихо, Жак.
— А ты меня не успокаивай! Это вообще ты во всем виноват! Я домой хочу!!!
— Мы все хотим домой, Жак, не меньше твоего, — попытался успокоить друга Рон.
Но Жак плохо воспринимал окружающее и во всем видел угрозу, даже в своих друзьях, затравленно отстраняясь от них, когда они приближались, чтобы его успокоить.
— Не трогайте меня!
— Оставь его, Рон…
— Но что нам делать?
— Не знаю… давай посмотрим, где мы оказались…
Друзья, оставив плачущего Жака, скулившего о желании попасть домой, принялись в полутьме обследовать пространство. Но ничего интересного узнать не удалось. Все те же полки, много полок.
Люк, через который их сюда впихнули, оказался, естественно, заперт, и с этой стороны не имелось никаких ручек, кнопок, еще чего-нибудь, что могло бы открыть дверь.
В сумраке Рон в одном из проходов обо что-то споткнулся и упал. Под собой он почувствовал что-то мягкое и упругое одновременно. Потом осязание подсказало ему, что это чьи-то руки, ноги, спины и животы.
— А-а! — с криком отскочил Финист, будто его отбросило ударом.
— Что там?! — подбежал Джек.
— Тела… Люди…
— Живые?
— Не знаю… но они не шевелятся…
Друзей в одно мгновение отбросило к стене, и они начали колотить ногами и руками по люку.
— Выпустите нас! — кричали они с надрывом.
Страх перед мертвыми — самый сильный страх из всех возможных. Хотя, что мертвые могут сделать живым? Ничего. Рассудком ребята это понимали, но все равно старались оказаться от трупов как можно дальше. И дело даже не в ужастиках об оживших мертвецах. Они знали, что ужастики — чушь. В этом страхе было что-то первобытное, не поддающееся логическому объяснению. Рассудок уступал место подсознанию. Возможно, это просто страх собственной смерти.
Неизвестно, сколько они так молотили в стенку и кричали, но их заставил остановиться не гнев злых пилотов, а шум со стороны обнаруженных тел.
— Кто там так шумит? — недовольно спросил «труп». — И что вообще происходит?..
Друзья с совсем уж сумасшедшим криком убежали в дальний угол и начали орать уже в три глотки. Впрочем, крик стал в скором времени стихать. Ребята осознавали, что это вовсе не ожившие мертвецы, а просто оглушенные люди.
Это подтверждалось тем, как двигался очнувшийся человек. Сквозь ряды полок, да еще и в таком сумраке они плохо, но все же видели, как человек с трудом сел и сжал в руках голову — как будто был в состоянии похмелья после большой пьянки. Рон сам так не раз держал голову, и это его окончательно убедило, что перед ним живые люди.
— Как же у меня болит голова… — продолжал бухтеть человек. — И где я, черт возьми? Вроде бы не пил, но ни черта не помню… Что это за помещение? Вроде не гараж… Кто тут кричал?
Рон с Джеком, набравшись смелости и подбадривая друг друга (никто не хотел показаться трусом, даже в таких условиях), подползли поближе.
— Сэр, вы живы? — задал глупый вопрос Рон.
— Ну конечно! Что за глупые вопросы ты задаешь, парень?!
— Простите, сэр…
— Вы кто такие, парни? И вообще, где я, а?
— На корабле, сэр… в трюме…
— На корабле? В трюме?
— Да, сэр…
— А что я делаю на корабле, да еще в трюме?
Тут до неизвестного, наконец, дошло, что он лежит не один, и первый его порыв оказался таким же, как у ребят. Его буквально отбросило от тел. Но недалеко, все же взрослый мужчина оказался менее импульсивен. К тому же он узнал своих друзей.
— Эй! Дрейк, Суренда! Вы живы? — потолкал своих друзей мужчина, и вскоре они отозвались невнятным мычанием.
— Это ты, Ян?
— Да…
— Черт… где мы и почему так болит голова? Неужели мы так по-свински упились, что повалились в кучу, Ян?
— Нет… нас похитили…
— Хватит шутковать, Ян, это не смешно. Дай лучше опохмелиться…
— Мы не пили… и я не шучу.
Здоровые мужики, тяжко охая, поднимались и непонимающе оглядывались. Снова прозвучало утверждение, что они не в гараже. Видимо, водители также любили проводить время в своем гараже, как юноши — в гараже Джека Вильямса. Потом до всех дошло, что к чему. Очнулся таможенник. Он-то и начал первым ломиться в люк, требуя, чтобы его открыли.
— Немедленно выпустите нас! Вы незаконно удерживаете людей! Вы за это поплатитесь! Откройте немедленно!!!
К таможеннику присоединилась тройка водителей. Шуму они подняли гораздо больше, чем Рон с Джеком, и это дало результат. Люк со скрипом открылся, но жаждущие выбраться, вместо того чтобы проскочить в проем, отхлынули назад. В проеме показалось дуло ружья внушительного калибра. И прозвучал насмешливый голос:
— Кто-то хотел выбраться?
— Да! — выкрикнул таможенник.
Он хотел что-то сказать еще, но грохнул выстрел, и человека отбросило назад в проход, где его затрясло, как от сильнейших коликов.
Ян, упав на колени и заломив от отчаяния руки в мольбе, попытался вызвать к себе жалость:
— Отпустите, Богом прошу! У меня жена, дети малолетние…
— Сыть, козявка! — передернул затвор ружья высокий пилот.
Но Ян продолжал на коленях лезть вперед. Раздался выстрел, и водителя отбросило следом за таможенником в таких же судорогах.
— Еще кто-то желает выйти? — снова спросил насмешливый голос.
Остальные водители и друзья, увидев результат подобного желания, понуро повесив голову, отступили назад.
— Я так и думал, — продолжал усмехаться пилот. — А теперь тихо, ублюдки! Еще один звук выше пяти децибел, и я вас всех накормлю подобными пулями прямо в живот!
Дверь с лязгом захлопнулась, и что-то заскрипело, это провернули колесо задраивания люка.
16
Подавленное молчание длилось долго. Таможенника и Яна перестало трясти только через минуту. Водители помогли им встать с пола и уложили на полки, где они окончательно затихли, приходя в себя.
Рон захотел в туалет. Но он боялся даже сказать кому-нибудь об этом, опасаясь, что тут же появятся эти страшные люди и начнут стрелять из своих страшных ружей.
Время в переделанном под непонятные нужды трюме с мыслями о неизвестной, но, несомненно, страшной дальнейшей судьбе тянулось мучительно медленно. Не было ничего, чем его можно было бы отсчитывать. Лишь часы на руках водителей. Но спросить, сколько времени, Рон стеснялся. Да и зачем теперь ему это?
