— В жизни не слышала ничего более нелепого, — медленно
повернувшись к ней, ответила Элизабет.
— Неужели? Ведь он дал тебе вопросы к экзамену по социологии
точно так же, как подсказывал отцу правильные числа при игре в рулетку. Он
НИКОГДА не изучал социологию. Я проверяла. Он сделал это для того, чтобы привлечь
твое внимание, заинтересовать тебя, чтобы ты отнеслась к нему серьезно.
— Прекрати! — закричала Элизабет, прижав руки к ушам.
— Он просто знал эти вопросы, он знал, когда погибнет Тони,
он знал, что ты полетишь оттуда домой на самолете. Он даже знал точный
психологический момент, когда ему снова появиться в твоей жизни в октябре.
Элизабет высвободила руку и дернула на себя входную дверь.
— Пожалуйста, — просила ей вдогонку Элис. — Пожалуйста, Лиз,
послушай! Я не знаю, как у него это все получается. Я сомневаюсь даже, что и ОН
САМ это знает. Может быть, он и не хотел причинить тебе никакого вреда, но он
уже причинил его тебе. Он сделал так, чтобы ты полюбила его, предупреждая
каждую твою мысль и желание, даже самые заветные и потаенные. Но это не любовь,
Лиз! Это самое настоящее насилие!
Элизабет хлопнула дверью и быстро побежала вниз по лестнице.
Она успела на самый последний автобус, идущий в город. Снег
пошел еще сильнее. На дороге намело большие заносы и автобус пробирался сквозь
них, как какой-нибудь гигантский жук. В салоне было всего шесть или семь
пассажиров. Элизабет села на самое заднее сидение. В ее голове роились тысячи
самых разных мыслей.
Сигареты с ментолом. Биржа. То, как он якобы угадал, что
детское прозвище ее мамы было Диди. Худенький мальчик в очках, незаметно
таращившийся с задней парты на маленькую девочку, сидящую перед ним и слишком
маленькую для того, чтобы понять, что…
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО.
НЕТ. НЕТ. НЕТ. Я ЛЮБЛЮ ЕГО!
Любила ли она его на самом деле? Или ей просто доставляло
наслаждение сознание того, что существует кто-то, кто всегда заказывает для нее
в ресторанах и кафе именно то, что она любит больше всего, кто всегда водит ее
именно на те фильмы, которые она больше всего хотела бы посмотреть, и не хочет
ничего того, чего не хотелось бы ей? Не был ли он неким психологическим
зеркалом, в котором она видела только то, что ей хотелось бы видеть? Подарки,
которые он дарил ей, были именно такими, которые она хотела. Когда неожиданно
похолодало, и ей срочно понадобился новый фен для сушения волос взамен
сломавшегося старого, кто подарил ей его? Эд Хэмнер, конечно, кто же еще? Купил
по случаю, — как он сказал, — понравился просто и купил — подумал, что, может
быть, тебе нужен такой. Конечно, ей это было очень приятно.
НО ЭТО НЕ ЛЮБОВЬ, ЛИЗ! ЭТО САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ НАСИЛИЕ!
Она вышла на углу Мэйн-стрит и Милл-стрит и тут же
отвернулась от немилосердно стегавшего по лицу ветра. Автобус обдал ее
дизельным выхлопом и через несколько секунд его красные габаритные огоньки
скрылись в густой темноте.
Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя так одиноко.
Его не было дома.
Она звонила и стучала в его дверь минут пять, но все
безрезультатно. Тут вдруг она впервые подумала о том, что не имеет ни малейшего
представления о том, чем занимается Эд, с кем встречается, когда они не вместе.
Эти мысли не приходили ей в голову раньше никогда.
МОЖЕТ БЫТЬ, ОН ИГРАЕТ СЕЙЧАС В ПОКЕР, НАПРИМЕР, ЧТОБЫ КУПИТЬ
КАКОЙ-НИБУДЬ ФЕН ИЛИ ЕЩЕ ЧТО-НИБУДЬ КАКОЙ-НИБУДЬ ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЕ…
С неожиданной решимостью она привстала на цыпочки и пошарила
рукой над дверью, где, как она знала, он иногда оставлял запасной ключ.
Наконец, ее пальцы наткнулись на него, и ключ со звоном упал на каменный пол.
Она подняла его, открыла замок и вошла в прихожую. Квартира
без Эда выглядела как-то странно — как-то искусственно, что ли, ненатурально,
как театральная сцена. Ее всегда удивляло, в какой чистоте и порядке содержит
он свое жилище, совершенно не заботясь при этом о собственном внешнем виде. Как
будто он наводил весь этот порядок и чистоту не для себя, а только для нее.
Ерунда какаято.
Она снова подумала о том — точно так же, как в первый раз,
когда побывала здесь, — как ей нравятся его кресла.
Кресла, в которых они занимались или смотрели телевизор. Эти
плюшевые кресла были что надо — не слишком жесткие и не слишком мягкие — именно
то, что надо. Как и все, впрочем, что связано с Эдом.
В главной, большой комнате было две двери. Одна из них вела
на кухню, другая — в спальню.
Ветер снаружи завывал с неистовой силой и старое деревянное
здание отвечало ему тихим поскрипыванием.
Войдя в спальню, она остановила взгляд на большой кровати с
медным витым изголовьем. Кровать тоже была ни жесткой, ни мягкой, а как раз
такой, как нужно. Она услышала какой-то внутренний голос:
ОНА ДАЖЕ СЛИШКОМ ХОРОША, НЕ ПРАВДА ЛИ?
Она подошла к книжному шкафу и пробежала глазами по корешкам
книг. Взгляд зацепился за одно из названий, и она вытащила эту книгу. Она
называлась «ПОПУЛЯРНЫЕ ТАНЦЫ ПЯТИДЕСЯТЫХ». Книга как будто сама открылась на
странице почти в самом конце, на которой ее, по-видимому, не раз раскрывали
раньше — на заголовке «Стролл». Это был один из самых ее любимых танцев.
Название танца было жирно подчеркнуто красным карандашом, а сбоку от него —
большими печатными буквами: БЕТ.
Лучше всего сейчас уйти, — сказала она себе самой. Еще можно
что-то спасти. Если он сейчас вернется, я никогда не смогу посмотреть ему в
глаза, и Элис окажется права.
Но она уже не могла остановиться и хорошо понимала это. Все
зашло уже слишком далеко.
Она подошла к шкафу и потянула за ручку двери, но дверь
оказалась запертой.
Она снова поднялась на цыпочки и стала наудачу шарить рукой
над дверцей. Вскоре ее пальцы действительно нащупали ключ. Она вставила его в
замочную скважину и снова услышала отчетливый внутренний голос: НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО.
Она вспомнила сказку о Синей Бороде — о том, что случилось с его женой, когда
она отперла запретную дверь. Но было уже действительно слишком поздно. Если она
остановится сейчас, то будет потом очень жалеть об этом. Повернув ключ в замке,
она открыла дверцу.
У нее появилось очень странное ощущение, что именно за этой
дверцей и кроется разгадка того, кто же такой Эд Хэмнер на самом деле.
Ей сразу же бросился в глаза беспорядок, так похожий на
него: сваленная в кучу одежда, теннисная ракетка без струн, пара стоптанных
теннисных тапочек, старые программки для подготовки к экзаменам и тематические
доклады, разбросанные там и сям, рассыпавшийся наполовину пакет с трубочным
табаком «Боркум Рифф». Его старая зеленая армейская куртка валялась в самом
дальнем углу шкафа.
