Остаток пути до дома я настойчиво пытался убедить себя в
том, что я, все-таки, наверняка чем-нибудь отравился или перегрелся на солнце.
Но где-то в глубине моего сознания у меня уже появилась другая, очень страшная
мысль. Дело в том, что очень давно в детстве, у меня была тетя — сестра моей
матери. Она жила в нашем доме на втором этаже и никогда не выходила из своей
комнаты. Я почти никогда не видел ее, хотя мы прожили в одном доме несколько
первых лет моей жизни. Еду наверх относила ей мама и даже упоминание ее имени
было в нашей семье под негласным запретом. Только много позже, спустя уже несколько
лет после ее смерти, когда я уже повзрослел, мне стало известно, что она была
неизлечимо больна проказой, причем в очень тяжелой форме.
Едва добравшись до дома, я сразу же позвонил доктору
Фландерсу. Трубку поднял его ассистент и заместитель доктор Боллэнджер и сказал
мне что доктор Фландерс уехал недавно к больному в другой город. Я ни в коем
случае не хотел делиться своими подозрениями ни с кем другим, кроме хорошо
знакомого мне доктора Фландерса и поэтому спросил с плохо скрываемым волнением:
— Как скоро он обещал вернуться назад?
— Не позже полудня завтрашнего дня. Передать ему, что вы
звонили?
— Да, обязательно.
Я медленно опустил трубку на рычаги, но тут же схватил ее
снова и набрал телефон Ричарда. Я терпеливо выждал более десяти гудков, трубка
с той стороны так и не была поднята. Значит, Ричарда не было дома, иначе бы он
обязательно подошел к телефону. Я положил трубку и просидел в нерешительности
несколько минут. Зуд стал еще более сильным и терзал теперь уже само мясо под
кожей пальцев.
Я подъехал на своем кресле-каталке к книжному шкафу и достал
из него массивную медицинскую энциклопедии, к которой не прикасался уже очень
давно. Я листал ее очень долго, но ничего более-менее определенного по вопросу,
который волновал меня, я так и не нашел.
Поставив книгу обратно на полку, я закрыл глаза. В полной
тишине на другой полке, у противоположной стены, гулко тикали старые
корабельные часы. Краем уха, в полусознании, я услышал, как высоко в небе над
моим домом пролетел самолет. «Наверное, из Майами! — почему-то подумал я. Кроме
часов и самолета не слышно было больше ничего — только мое собственное хриплое
подавленное дыхание.
Я вдруг отметил про себя, не открывая глаз, что все еще
смотрю на книгу… Я мгновенно осознал, что все это не игра воображения — я
действительно смотрел на книгу. От дикого, непередаваемого ужаса я совершенно
оцепенел и мгновенно покрылся холодным липким потом. ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ, А
Я ВСЕ ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЛ СМОТРЕТЬ НА КНИГУ… Причем я видел ее как бы пятью парами
глаз сразу. НО ГЛАЗА МОИ БЫЛИ ЗАКРЫТЫ!… Это я понимал совершенно определенно —
не было никаких сомнений.
К этому жуткому шоку, значение которого я даже еще не
осознал до конца и просто еще не пришел в себя, добавился вдруг еще один — я
явственно почувствовал, что смотрю на книгу не один. Не «как бы не один», а… НЕ
ОДИН… Ясно осознавая, что в комнате, кроме меня, нет больше никого. Нет и быть
не может.
Я медленно приоткрыл глаза, чувствуя, что сердце мое вот-вот
выскочит наружу от страха. Приоткрыв их, я увидел книгу, под каким-то другим
углом зрения. Вернее, не под каким-то, а под нормальным, обычным углом, — так,
как я вижу ее каждый день. Это тот, первый взгляд был «каким-то». Это он
смотрел на книгу под другим углом зрения, как-то немного снизу, как если бы я
опустил голову на уровень подлокотника кресла, на которых лежали мои руки и
смотрел бы на книгу. Но это был не мой, другой взгляд. Я смотрел на книгу
своими собственными глазами и не хотел знать ничего другого, но… тот, другой
взгляд, был, все-таки… тоже моим… И не моим в то же самое время… Все это было
выше моих сил и в определенный момент, уже на самой грани умопомешательства
сработала защитная реакция моего мозга — я внушил себе (правда всего на
несколько секунд), что все, что я вижу — просто галлюцинаторный бред в чистом
виде и мне немедленно надо показаться невропатологу или даже психиатру. В этой
спасительной для моего перенапрягшегося мозга иллюзии я пребывал, однако, не
долго. Посмотрев на руки, я увидел что мои пальцы дико растопырены от боли и
чуть ли не выгнуты в обратную сторону от сводящих их судорог. Я сделал
неимоверное усилие, чтобы поднести руки к лицу и рассмотреть их поближе и тут
случилось самое страшное… Я стал медленно падать навзничь — передо мной
промелькнули книжный шкаф, потолок, показалась уже противоположная стена,
которая была у меня за спиной. И в то же самое время… я отчетливо видел, что
никуда не падаю, что все на месте и к моему лицу плавно поднимаются мои же
руки…
Увидев то, что было на моих пальцах, я издал пронзительный
вопль ужаса, который слышен был, наверное, всей округе.
Кожа и ткани на концах всех десяти моих пальцев лопнули и
разошлись в стороны, а из этих кровоточащих разрывов… НА МЕНЯ СМОТРЕЛИ ДЕСЯТЬ
НЕПЕРЕДАВАЕМО УЖАСНЫХ И ЗЛЫХ ГЛАЗ С ЯРКО ИСКРИВШИМИСЯ ЖЕЛТО-ЗОЛОТЫМИ РАДУЖНЫМИ
ОБОЛОЧКАМИ!!!… Я думал, что умру от ужаса в ту же секунду, но это было еще не
все. Одновременно с тем, что я видел собственными глазами, я увидел и
собственное лицо — теми же глазами, что были у меня на пальцах… Это лицо
действительно было моим, но… это было лицо монстра.
На вершине холма показались багги Ричарда, а уже через
несколько минут она с диким ревом влетела во двор и остановилась как вкопанная
прямо напротив веранды. Движок был без глушителя, работал неровно и время от
времени гулко стрелял выхлопными газами, выбрасывая снопы искр. Настоящее
чудище техники. Я тоже не заставил себя ждать и быстро спустился вниз по плоской
дорожке, пристроенной сбоку от обычных ступеней лестницы специально для моего
кресла-каталки. Заперев входную дверь, я подъехал к «машине» Ричарда и он помог
мне забраться внутрь, а каталку забросил на заднее сиденье.
— Ол райт, Артур. Показывай, куда ехать.
Я молча показал рукой в сторону моря — туда, где Большая
Дюна постепенно спускалась к земле на самом конце мыса. Ричард кивнул головой,
включил скорость и энергично нажал на газ. Задние колеса с визгом сделали
несколько оборотов на месте и лишь после этого машина резко рванула вперед, как
будто бы мы собирались взлетать. У Ричарда такая сумасшедшая манера езды и
обычно я поругиваю его за это, но тогда это меня совершенно не волновало —
слишком многим в тот момент была занята моя голова, чтобы поучать Ричарда, как
ему правильнее водить машину. Глаза на пальцах вели себя, к тому же, особенно
беспокойно — они с силой тыкались в бинты, отрезавшие их от внешнего мира, как
будто пытаясь разглядеть сквозь них хоть что-нибудь. Они словно умоляли меня снять
с них повязки.
Подпрыгивая на неровностях, багги стремительно неслась к
морю, а с невысоких песчаных дюн даже, казалось, взлетала в воздух. Слева от
нас, в кроваво-красном мареве, солнце начинало уже опускаться за горизонт. А
прямо перед нами собирались тяжелые свинцово-серые грозовые тучи. Собирались и
грозно надвигались прямо на нас. Вдруг в той стороне, довольно еще далеко,
впрочем, от нас, между тучами и совершенно черной поверхностью воды под ними
ослепительно вспыхнула очень сильная молния.
