Винни ухмыльнулся и двинулся к выходу.
— Расслабься, папаша, а то пупок развяжется, — хохотнул он.
— Только тронь ее, и я тебя прикончу. Винни улыбнулся еще
шире:
— Прикончишь? Меня? Ты разве не понял, дядя, что я давно
мертвый?
Он вышел из класса. Эхо его шагов еще долго звучало в
коридоре.
— Что ты читаешь, дорогой? Джим повернул книгу переплетом к
жене, чтобы та могла прочесть название: «Вызывающий демонов».
— Фу, гадость. — Она отвернулась к зеркалу поправить
прическу.
— На обратном пути возьмешь такси?
— Зачем? Всего четыре квартала. Прогуляюсь — для фигуры
полезнее.
— Одну из моих учениц остановили на Саммер-стрит, — соврал
он. — Вероятно, хотели изнасиловать.
— Правда? Кого же это?
— Диану Сноу, — назвал он первое пришедшее на ум имя. —
Учти, она не паникерша. Так что ты лучше возьми такси, хорошо?
— Хорошо. — Она присела перед ним, взяла его голову в ладони
и заглянула в глаза. Джим, что происходит?
— Ничего.
— Неправда. Что-то происходит:
— Ничего серьезного.
— Это как-то связано с твоим братом? На него вдруг повеяло
могильным холодком.
— С чего ты взяла?
— Прошлой ночью ты стонал во сне, приговаривая: «Беги, Уэйн,
беги».
— Пустяки.
Но он лукавил, и они оба это знали. Салли ушла.
В четверть девятого позвонил мистер Нелл.
— Насчет этих ребят ты можешь быть спокоен, — сказал он. —
Все они умерли.
— Да? — Он разговаривал, заложив пальцем только что
прочитанное место в книге.
— Разбились на машине. Через полгода после того, как убили
твоего брата. Их преследовала патрульная. За рулем, если тебе это интересно,
был Фрэнк Саймон. Сейчас он работает у Сикорского. Получает, надо думать,
приличные деньги.
— Так они разбились?
— Их машина потеряла управление и на скорости в сто с лишним
врезалась в опору линии электропередачи. Пока отключили электроэнергию, они
успели хорошо прожариться. Джим закрыл глаза.
— Вы видели протокол?
— Собственными глазами.
— О машине что-нибудь известно?
— Краденая.
— И все?
— Черный «форд-седан» 1954 года, на боку надпись «Змеиный
глаз». Между прочим, не лишено смысла. Представляю, как они там извивались.
— Мистер Нелл, у них еще был четвертый на подхвате. Имени не
помню, а кличка Крашеный.
— Так это Чарли Спондер, — тотчас отреагировал Нелл. — Он,
помнится, однажды выкрасил волосы клороксом и стал весь бело-полосатый, а когда
попытался вернуть прежний цвет, полосы сделались рыжими.
— А чем он занимается сейчас, не знаете?
— Делает карьеру в армии. Записался добровольцем в пятьдесят
восьмом или пятьдесят девятом, после того как обрюхатил кого-то из местных
барышень.
— И как его найти?
— Его мать живет в Стратфорде, она, я думаю, в курсе.
— Вы дадите мне ее адрес?
— Нет, Джимми, не дам. Не дам, пока ты мне не скажешь, что у
тебя на уме.
— Не могу, мистер Нелл. Вы решите, что я псих.
— А если нет?
— Все равно не могу.
— Как знаешь, сынок.
— Тогда, может быть, вы мне…
Отбой.
— Ах ты, сукин сын. — Джим положил трубку на рычаг, тут же
раздался звонок, и он отдернул руку, точно обжегся. Он таращился на телефонный
аппарат, тяжело дыша. Три звонка, четыре. Он снял трубку Послушал. Закрыл
глаза.
По дороге в больницу его нагнала полицейская машина и
умчалась вперед с воем сирены. В реанимационной сидел врач с щетинкой на
верхней губе, похожей на зубную щетку. Врач посмотрел на Джима темными, ничего
не выражающими глазами.
— Извините, я Джеймс Норман, я хотел бы… — Мне очень жаль,
мистер Норман, но ваша жена умерла в четыре минуты десятого.
Он был близок к обмороку. В ушах звенело, окружающие
предметы казались далекими и расплывчатыми. Взгляд блуждал по сторонам,
натыкаясь на выложенные зеленым кафелем стены, каталку освещенную
флуоресцентными лампами, медсестру в смятом чепце. Пора его крахмалить,
барышня. У выхода из реанимационной, привалясь к стене, стоял санитар в грязном
халате, забрызганном спереди кровью. Санитар чистил ногти перочинным ножом. На
секунду он прервал это занятие и поднял на Джима насмешливые глаза. Это был
Дэвид Гарсиа. Джим потерял сознание.
Похороны. Словно балет в трех частях: дом — траурный зал —
кладбище. Лица, возникающие из ниоткуда и вновь уходящие в никуда. Мать Салли,
чья черная вуаль не могла скрыть струящихся по щекам слез. Отец Салли,
постаревший, точно обухом ударенный. Симмонс. Другие сослуживцы. Они подходили,
представлялись, пожимали ему руку. Он кивал и тут же забывал их имена. Женщины
принесли кое-какую снедь, а одна дама даже испекла огромный яблочный пирог, от
которого кто-то сразу отрезал кусок, и когда Джим вошел в кухню, он увидел, как
взрезанный пирог истекает янтарным соком, и подумал: «Она б его еще украсила
ванильным мороженым».
Руки-ноги дрожали, так и подмывало размазать пирог по
стенке.
Когда гости засобирались, он вдруг увидел себя со стороны,
словно в любительском фильме. Увидел, как пожимает всем руки, кивает головой и
приговаривает: «Спасибо… Да, постараюсь… Спасибо… Да, ей там будет хорошо…
Спасибо…» Гости ушли, и дом снова оказался в его распоряжении. Он остановился
перед камином. Здесь были расставлены безделицы, скопившиеся за их совместную
жизнь. Песик с глазками-бусинками, выигранный Салли в лотерею во время их
свадебного путешествия на Кони-Айленд. Две папки в кожаном переплете -его и ее
университетские дипломы. Пластиковые игральные кости совершенно невероятного
размера — Салли подарила их ему, после того как он просадил шестнадцать
долларов в покер. Чашка тонкого фарфора, приобретенная женой на дешевой
распродаже в Кливленде. И в самой середине — свадебная фотография. Он перевернул
ее лицом вниз и уселся перед выключенным телевизором. В голове у него начал
созревать план.
Зазвонивший через час телефон вывел его из дремы. Он
потянулся за трубкой. — Следующий ты. Норм. — Винни? — Мы ее шлепнули, как
глиняную мишень в тире. Щелк — дзинь.
