С колотящимся сердцем он побежал к машине, выдернул ключ из
замка багажника, быстро забрался на переднее сиденье. Вики плакала. Берт выжал
сцепление, и через минуту злополучное место скрылось из виду.
— Какой, ты сказала, ближайший населенный пункт? — спросил
он.
— Сейчас, — она склонилась над атласом. — Гатлин. Мы будем
там минут через десять.
— Большой? Полицейский участок там, интересно, будет?
— Небольшой. Просто точка на карте.
— Хотя бы констебль.
Какое-то время они ехали молча. Слева мелькнула силосная
башня. А так — сплошная кукуруза. Хоть бы один фермерский грузовичок.
— Послушай, нам кто-нибудь попался навстречу, после того как
мы свернули с автострады?
Вики подумала.
— Одна легковушка и трактор. На развязке, помнишь?
— Нет, а позже? Когда мы выехали на семнадцатое шоссе?
— Никто.
Полчаса назад он бы воспринял это как резкую отповедь, но в
данном случае это была всего лишь констатация факта. Вики смотрела сквозь
полуопущенное окно на однообразно уплывающую прерывистую дорожную разметку.
— Вики? Ты не откроешь этот чемодан?
— Ты думаешь...
— Не знаю. Все может быть.
Пока Вики возилась с узлами (губы поджаты, лицо отрешенное —
такой он запомнил свою мать, когда она по воскресеньям потрошила цыпленка), он
включил приемничек.
Волна поп-музыки, которую они слушали раньше, почти совсем
ушла. Берт покрутил ручку. Фермерские сводки. Бак Оуэнс и Тэмми Уайнетт. Голоса
сливались в почти не различимый фон. Вдруг из динамиков вырвалось
одно-единственное слово, да так громко и отчетливо, словно говоривший сидел в
самом приемнике.
— ИСКУПЛЕНИЕ! — взывал чей-то голос.
Берт удивленно хмыкнул. Вики подскочила.
— ТОЛЬКО КРОВЬ АГНЦА СПАСЕТ НАС! — гремел голос. Берт
поспешно заглушил звук. Станция, видимо, совсем рядом, настолько близко, что...
да вот же она: из зарослей торчала радиобашня красная насекомообразная тренога.
— Искупление — вот путь к спасению, братья и сестры, — голос
стал более доверительным. В отдалении хором прозвучало «аминь». — Некоторые
полагают, что можно ходить путями земными и не запятнать себя мирскими грехами.
Но разве этому учит нас слово Божье?
В ответ дружное:
— Нет!
— ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩ! — снова возвысил голос проповедник, а
дальше слова падали ритмично, мощно, как на концерте рок-н-ролла: — Поймут ли
они, что на этих путях — смерть? Поймут ли они, что за все приходится платить?
Кто ответит? Не слышу? Господь сказал, что в Его доме много комнат, но нет в
нем комнаты для прелюбодея. И для алчущего. И для осквернителя кукурузы. И для
мужелова. И для...
Вики вырубила радио.
— Меня тошнит от этой галиматьи.
— О чем это он? — спросил Берт. — Какая кукуруза?
— Я не обратила внимания, — отозвалась она, возясь с уже
вторым узлом.
— Он сказал что-то про кукурузу. Я не ослышался.
— Есть! — Вики откинула крышку чемодана, лежавшего у нее на
коленях. Они проехали знак: ГАТЛИН. 5 МИЛЬ. ОСТОРОЖНО — ДЕТИ. Знак был
изрешечен пулями от пистолета 22-го калибра.
— Носки, — начала перечислять Вики. — Две пары брюк...
рубашка... ремень... галстук с заколкой... — она показала ему миниатюрный
портрет с облупившейся золотой эмалью. — Кто это? Берт кинул беглый взгляд.
— Кажется, Хопалонг Кэссиди.
— А-а. — Она положила заколку и снова заплакала.
Берт подождал немного, а затем спросил:
— Тебя ничего не удивило в этой радиопроповеди?
— А что меня должно было удивить? Я в детстве наслушалась
этих проповедей на всю оставшуюся жизнь. Я тебе рассказывала.
— Голос у него очень уж молодой, да? У проповедника.
Она презрительно фыркнула.
— Подросток, ну и что? Это-то и есть самое отвратительное.
Из них начинают лепить, что хотят, пока они податливы как глина. Знают, чем их
взять. Видел бы ты эти походные алтари, к которым меня таскали родители...
думаешь, почему я «спаслась»? Я многих даже запомнила. Малышка Гортензия с
ангельским голоском. Восемь лет. Выходила вперед и начинала: «Рука Предвечного
поддержит...», а ее папаша пускал тарелку по кругу, приговаривая: «Не
скупитесь, не дайте пропасть невинному дитяти». А еще был Норман Стонтон. Этот
пугал огнем и серой — такой маленький лорд Фаунтлерой в костюмчике с короткими
штанишками. Да-да, — покивала она, встретив его недоверчивый взгляд, — и если
бы только эти двое... Сколько таких колесило по нашим дорогам! Хорошая была
примета, — словно выплюнула она в сердцах. — Руби Стемпнелл, десятилетняя
врачевательница словом Божьим. Сестричка Грэйс — у этих над макушками сияли
нимбы из фольги. — О Господи!
— Что такое? — он скосил глаза направо. Вики подняла со дна
какой-то предмет и напряженно его разглядывала. Берт прижался к обочине, чтобы
получше рассмотреть. Вики молча передала ему предмет.
Это было распятие, сделанное из скрученных листьев кукурузы,
зеленых, но уже высохших. Рукоятью служил короткий стержень молодого початка,
соединенного с листьями при помощи волоконцев коричневой метелки. Большинство
зерен было аккуратно удалено, вероятно, перочинным ножом. Из оставленных
получился грубоватый желтый барельеф распятой человеческой фигуры. На
зернышках, изображавших глаза, — надрезы... нечто вроде зрачков. Над фигурой
четыре буквы: И.Н.Ц.И.
— Потрясающая работа, — сказал он.
— Какая мерзость, — сказала она глухо. — Выброси его в окно.
— Этой штукой может заинтересоваться полиция.
— С какой стати?
— Пока не знаю, но...
— Выброси, я тебя прошу. Только этого нам здесь не хватало.
— Пускай полежит сзади. Отдадим первому же полицейскому, я
тебе обещаю. Идет?
— Давай, давай! — взорвалась она. — Ты же все равно
поступишь по-своему!
Он поежился и зашвырнул распятие на заднее сиденье, где оно
упало поверх груды вещей. Глаза-зернышки уставились на подсветку. Машина снова
рванулась вперед, из-под колес полетела мелкая галька.
— Сдадим тело и содержимое чемодана в местную полицию, и мы чисты,
— примирительно сказал он.
