«Фо Сизнз» запели по радио «Шерри». Молодой человек засунул
сдачу в карман и зашагал вверх по улице. Его глаза были широко раскрыты, а во
взгляде сквозила какая-то тревога и напряженное ожидание. Он, казалось, не
видел никакого движения жизни вокруг него, не замечал, что на Третью авеню уже
опускаются сумерки — его взгляд был устремлен куда-то внутрь него самого. Внутрь
и вперед. Но кое-что он, все-таки, замечал: женщину, например, толкавшую перед
собой детскую коляску или ребенка, комично перепачкавшего всю мордашку
мороженым. Еще он обратил внимание на маленькую девочку, прыгавшую со скалкой и
звонко распевавшую в такт своим прыжкам:
«Бетти и Генри вначале целуются, Ну а затем? Затем
женихаются. Ну а потом? Потом, ясно, женятся. И в результате — извольте,
младенец».
По дороге ему попались еще две курящих женщины, оживленно
обсуждавших проблемы, связанные с беременностью, группа мужчин, смотрящих
бейсбол по огромному цветному телевизору, выставленному в витрине магазина.
Несмотря на четырехзначную цифру, аккуратно нарисованную на ценнике рядом с
телевизором, лица всех игроков были какими-то зелеными, а поленаоборот,
неопределенного бордового цвета. «Нью-Йорк Нетс» выигрывали у «Филлиз» со
счетом 6:1.
Он прошел мимо, не заметив, как те две куривших женщины
прервали свою беседу и проводили его долгим тоскливо-задумчивым взглядом.
Время, когда цветы дарили им самим, было у них уже в далеком-далеком прошлом.
Не заметил он и молодого регулировщика, который остановил все движение на
перекрестке между Третьей и Шестьдесят девятой улицами специально для того, .
чтобы он мог пройти. Ему, вероятно, просто бросилось в глаза мечтательное
выражение молодого человека — точно такое же, какое былой у него, когда он время
от времени придирчиво оценивал свою внешность в маленькое зеркальце для бритья,
которое он нет-нет, да и вытаскивал из кармана. Не заметил он и двух
молоденьких девушек, которые, пройдя ему навстречу, обернулись, обнялись и
рассмеялись.
На перекрестке с 73-й улицей он остановился и. повернул
направо. Эта улица была немного темнее, и по обеим ее сторонам было множество
небольших полуподвальных ресторанчиков с итальянскими названиями. Где-то
вдалеке в полусумерках угасающего дня местные мальчишки играли в какую-то очень
шумную игру. Молодой человек не собирался идти так далеко и, пройдя
полквартала, свернул в узкий переулок.
Теперь на небе уже были хорошо видны мягко мерцающие звезды.
Переулок был темным и тенистым. У одной из стен смутно угадывался ряд мусорных
баков. Теперь молодой человек был совершенно один. Нет, не совсем один — в
сумерках вдруг послышалось какое-то волнообразное завывание, и он неприязненно
поморщился. Это была любовная песня какого-то не в меру эмоционального кота, и
ничего приятного он в ней не находил.
Он замедлил шаг и взглянул на часы. Они показывали четверть
восьмого, и Норма как раз должна была…
И тут он увидел ее. Сердце сразу же забилось частот часто.
Она шла в его сторону и была одета в темно-голубые широкие брюки и стильную
матросскую блузку. Каждый раз, когда он видел ее ВПЕРВЫЕ, он очень волновался.
Это всегда был какой-то мягкий шок. Она была так МОЛОДА!..
Он улыбнулся. Он просто ЗАСИЯЛ этой улыбкой прибавил шаг.
— Норма! — окликнул он ее.
Она взглянула на него и приветливо улыбнулась… Но как только
они приблизились друг к другу, улыбка как-то почти сразу померкла и стала
немного напряженной.
Его улыбка тоже стала какой-то неуверенной, и на мгновение
он почувствовал небольшое замешательство. Ее лицо над светлым пятном блузки
было видно не очень хорошо, но в нем уже вполне определенно угадывалась
нарастающая тревога. Было уже довольно темно… Неужели он ошибся? Конечно нет.
ЭТО БЫЛА НОРМА. 1
— Я купил тебе цветы, — облегченно вздохнул он и протянул ей
букет.
Она взглянула на цветы, снова улыбнулась и мягко отстранила
его руку.
— Большое спасибо, но вы ошиблись. Меня зовут…
— Норма, — прошептал он и вытащил из нагрудного кармана
пиджака увесистый молоток с короткой ручкой.
— Они для тебя, НОРМА… они всегда для тебя… все для тебя…
Она побледнела от ужаса и отпрянула от него назад, широко
раскрыв глаза и рот. Это была не Норма. Настоящая Норма была давно мертва.
Десять лет уже как мертва. Но сейчас это было не важно. Сейчас важно было то,
что она набрала уже полные легкие воздуха, чтобы закричать. Он остановил этот
уже поднимавшийся крик сильным ударом молотка прямо в голову. Он убил этот крик
одним движением. Букет упал на землю, и чайные розы — красные, желтые и белые —
рассыпались совсем недалеко от мусорных баков, за которыми, оглашая всю округу
непрекращающимися утробными воплями, остервенело занимались любовью кошки.
Одно движение — и крик не вырвался наружу. Но он обязательно
вырвался бы, промедли он хоть долю секунды, потому что это была не Норма. Ни
одна из них не была Нормой. Он в исступлении колотил своим молотком по совсем
уже изувеченному лицу, еще, еще, еще, еще… ОНА . НЕ БЫЛА НОРМОЙ, и поэтому он
все наносил и наносил нескончаемые страшные удары — один за одним, один за
одним, один за одним…
Точно так же, как он проделал это уже пять раз до этого.
Спустя несколько секунд, а может быть, и через полчаса, он и
сам бы не смог сказать точно через сколько, он спрятал молоток обратно в карман
и поднялся над распростертой на мостовой черной тенью. Между ней и мусорными
баками лежали чайные розы. Он развернулся и не спеша вышел из темного переулка.
Теперь было уже совсем темно. Мальчишки, шумевшие в конце улицы, разошлись по
домам. Если на костюме брызги крови, подумал он, то их будет не так заметно в
сумерках, если не выходить на ярко освещенные места. Ее имя было НЕ Норма, но
он знал Свое имя. Его имя было… было… ЛЮБОВЬ.
Его имя было Любовь, и он шел по темным улицам потому, что
Норма ЖДАЛА его. И он найдет ее. Обязательно найдет. Совсем скоро.
На его лице появилась улыбка. Выйдя на 73-ю улицу, он
прибавил шаг. Супружеская парочка средних лет, вышедшая посидеть перед сном на
ступеньках своего подъезда проводила прошедшего мимо них молодого человека
долгим взглядом. Голова его была мечтательно запрокинута назад, взгляд
устремлен вдаль, на губах полуулыбка.
— Как давно я не видела тебя таким, — завороженно
проговорила женщина.
— Что?
— Ничего, — ответила она, глядя вслед молодому человеку в
сером костюме, исчезающему во мраке надвигающейся ночи, и подумала о том, что
прекраснее весны может быть только молодость и любовь.
Грузовики
Я чувствовал, что этот парень, Снодграсс, сейчас что-нибудь
отчебучит. Глаза его все более округлялись, белки вылезали из орбит, как у пса,
изготавливающегося к схватке. Юноша и девушка, чью старенькую «фьюри» занесло
при въезде на стоянку, пытались его вразумить, но он, склонив голову, слушал
совсем другие голоса. Кругленький животик Снодграсса обтягивал дорогой костюм,
правда, залоснившийся на заднице. Коммивояжер, он ни на секунду не расставался
с заветным чемоданчиком с образцами. Вот и теперь чемоданчик лежал у его ног,
словно любимая собака, решившая вздремнуть.
