Юноша застыл, лицо его перекосило от ужаса, глаза
округлились, зрачки превратились в точки. Я двинул ему в спину, расплескав
полведра.
— Шевелись.
Взвыл дизельный двигатель. Через плечо юноши я потянулся к
двери, но ее распахнули изнутри. Юноша прыгнул в черны проем, я — за ним.
Оглянулся, чтобы увидеть, как грузовик, «питербилт», поцеловался со стеной,
вырывая из нее куски пластиковой обшивки. Раздался раздирающий уши скрежет,
словно гигантские когти царапали по классной доске. Затем правый край переднего
бампера и часть радиаторной решетки ударили в открытую дверь. Хрустальным
дождем посыпались осколки стекла, дверь сдернуло с металлических петель, как
бумажную. Унесло в ночь, словно на картине Дали, а грузовик, набирая скорость.
покатил на автостоянку, обдав нас сизым дымом. В реве двигателя слышались
злость и разочарование.
Юноша поставил ведро на пол и упал в объятья девушки, дрожа
всем телом.
Сердце у меня билось, как молот. Ноги стали ватными. Что же
касается воды, то на двоих мы принесли три четверти ведра. Не стоило и
надрываться.
— Надо забаррикадировать эту дверь, — я повернулся к
повару-раздатчику. — Подскажи чем.
— Ну…
— К чему? — вмешался водила. — Любой большой грузовик
втиснется сюда только колесом.
— Меня волнуют не грузовики.
— Мы можем взять лист пластика из кладовой, — предложил
раздатчик. — Босс собирался строить пристройку для баллонов с бутаном.
— Поставим к двери пару листов и подопрем их перегородками
от кабинок, — решил я.
— Сойдет, — кивнул водила.
Этим мы все и занялись, даже девушка. Баррикада получилась
достаточно солидная. Конечно, лобового удара она бы не выдержала. Это все
понимали.
У панорамного окна, выходящего на стоянку, еще оставались
три кабинки. Я сел в одну. Часы над стойкой остановились в восемь тридцать две.
На сооружение баррикады ушло часа полтора. Снаружи рычал один грузовик.
Некоторые уехали, спеша выполнять неведомые нам задания, другие прибыли. Я
насчитал три пикапа, кружащих среди своих более крупных собратьев.
Меня потянуло в сон, но, вместо того, чтобы считать овец, я
начал считать грузовики. Сколько их в штате, сколько в Америке? Трейлеров,
пикапов, для перевозки легковушек, малотоннажных… а если прибавить к ним
десятки тысяч армейских и автобусы. Кошмарное зрелище возникло перед моим
умственным взором: автобус, двумя колесами на тротуаре, двумя — в сливной
канаве, несется вдоль улицы, как кегли сшибая вопящих пешеходов.
Я отогнал эти мысли прочь и забылся тревожным сном.
* * *
Кричать Снодграсс начал где-то под утро. Молодой месяц
высвечивал землю в разрывах облаков. К мерному гудению двигателей добавился
новый лязгающий звук. Я выглянул в окно и увидел пресс-подборщик сен, совсем
рядом с потухшей вывеской. Лунный свет отражался от поворачивающейся штанги
пакера.
Крик донесся вновь, из дренажной канавы.
— Помогите… м-м-мне…
— Что это? — спросила девушка. Тени под глазами стали шире,
на лице нарисовался испуг.
— Ничего.
— Помогите… м-м-м-мне…
— Он жив, — прошептала девушка. — О, Боже. Он жив.
Я его не видел, но нужды в этом и не было. Я и так знал, что
лежит Снодграсс, свесившись головой в дренажную канаву, с переломанными
позвоночником и ногами, в костюме, заляпанном грязью, с белым, перекошенным от
боли лицом…
— Я ничего не слышу. А ты?
Она посмотрела на меня.
— Разве так можно?
— Вот если ты его разбудишь, — я указал на спящего юношу, —
он, возможно, что-то услышит. Даже решит, что надо помочь. Как ты на это
посмотришь?
Ее щека дернулась.
— Я ничего не слышу, — прошептала она. — Ничего.
Прижалась к своему дружку, положила голову ему на грудь. Не
просыпаясь, он обнял ее.
Больше никто не проснулся. Снодграсс еще долго кричал,
стонал, плакал, но потом затих.
* * *
Рассвело.
Прибыл еще один грузовик, с плоским кузовом-платформой для
перевозки легковушек. К нему присоединился бульдозер. Вот тут я испугался.
Подошел водила, сжал мне плечо.
— Пойдем со мной, — возбужденно прошептал он. Остальные еще
спали. — Есть на что посмотреть.
Я последовал за ним в кладовую. Перед окном кружило с
девяток грузовиков. Поначалу я не заметил ничего необычного.
— Видишь? — указал он. — Вот там.
Я увидел. Один из пикапов застыл. Стоял ничем никому не
угрожая.
— Кончился бензин?
— Именно так, дружище. А вот сами они заправиться не могут!
Мы их сделаем. Придет нас час, — он улыбнулся и полез в карман за сигаретами.
Где-то в девять утра, когда я ел на завтрак кусок вчерашнего
пирога, заревел гудок. Надрывно, протяжно, сводя с ума. Мы подошли к
панорамному окну. Грузовики стояли, двигатели работали на холостых оборотах.
Один трейлер, громадный «рео» с красной кабиной, выкатился передними колесами
на узкую полоску травы между стеной закусочной и автостоянкой. С такого
расстояния радиаторная решетка еще больше походила на звериную морду. Да еще
колеса чуть ли не в рост человека.
Гудки вновь прорезали воздух. Отчаянные, требовательные.
Короткие и длинные, чередующиеся в определенной последовательности.
— Да это же «морзе»! — неожиданно воскликнул Джерри.
Водила повернулся к нему.
— Откуда знаешь?
Юноша покраснел.
— Выучил в бойскаутах.
— Ты? Ты? Ну и ну, — водила изумленно покачал головой.
— Хватит об этом, — оборвал я водилу. — Вспомнить сможешь?
— Конечно. Дайте послушать. Есть у кого-нибудь карандаш?
Повар-раздатчик протянул ему ручку, юноша начал выписывать
на салфетке буквы. Потом перестал.
— «Внимание». Снова и снова. Подождем.
Мы ждали. Череда длинных и коротких гудков рвала и рвала воздух.
Внезапно последовательность изменилась, юноша опять взялся за ручку. Мы нависли
над его плечами, читая появляющиеся на салфетке слова: «Кто-то должен качать
горючее. Кому-то не причинят вреда. Все горючее надо перекачать. Немедленно.
Сейчас же кто-то должен начать перекачивать горючее».
