Я оказался сбоку. Одна бутылка полетела в открытую кабину,
вторая — в двигатель. Взорвались они одновременно, в языках пламени.
Двигатель бульдозера взвыл, совсем как человек, в ярости и
боли. Бульдозер завертело, он снес левый угол закусочной и, как пьяный,
покатился к дренажной канаве.
Траки гусениц пятнала кровь. Там, где упал юноша, лежало
что-то напоминающее смятое бумажное полотенце.
У самой канавы бульдозер, с полыхающими двигателем и
кабиной, взорвался, выбросив гейзер осколков.
Я подался назад и едва не упал, споткнувшись о груду битого
кирпича. Запахло паленым. Но горело не печное топливо — волосы. Мои волосы.
Я сдернул со стола скатерть, накинул на голову, обежал
стойку, сунул голову в раковину с такой силой, что едва не прошиб ее. Девушка
билась в истерике, раз за разом выкрикивая имя своего дружка.
Я оглянулся и увидел громадный грузовик для перевозки
легковушек, подтягивающийся к беззащитному фасаду.
Водила с нечленораздельным воплем метнулся к боковой двери.
— Нет! — попытался остановить его повар-раздатчик. — Нельзя…
Но водила уже несся к дренажной канаве и начинающемуся за
ней полю.
Маленький грузовичок с надписью «ПРАЧЕЧНАЯ ВОНГА.
НЕМЕДЛЕННАЯ ДОСТАВКА» на борту, должно быть, стоял в засаде, невидимый от
боковой двери. Он накатил на водилу, прежде чем тот успел моргнуть. Потом
грузовичок уехал, а водила остался на гравии. От удара сапоги слетели с ног.
Грузовик-перевозчик тем временем миновал бетонный уступ,
травку, останки юноши, остановился, всунувшись гигантским рылом-решеткой в
закусочную.
ПРогудел раз, другой, третий…
— Хватит! — заверещала девушка. — Хватит, пожалуйста, хватит!
Но гудки не прекратились. Мы быстро все поняли.
Послание не изменилось. Грузовик хотел, чтобы мы накормили и
его, и остальных.
— Я пойду, — я вышел из-за стойки. — Насосы не
заблокированы?
— Нет, — ответил повар. Он постарел на пятьдесят лет.
— Нет! — девушка бросилась мне на грудь. — Вы должны их
остановить. Уничтожить, сжечь… — он горя у нее перехватывало дыхание.
Повар-раздатчик обнял ее. Я обогнул стойку, вышел через
кладовую. Сердце стучало, как паровой молот, когда я ступил на гравий автостоянки.
Солнечные лучи жгли кожу. Хотелось курить, но я не решился чиркнуть спичкой у
заправочных колонок.
Грузовики все выстраивались в затылок друг другу. А
маленький, из прачечной, держался неподалеку, рыча, как сторожевой пес. Его
колеса поскрипывали по гравию. Одно неверное движение с моей стороны, и он бы
размазал меня в лепешку. Солнце блеснуло на ветровом стекле, и по моему телу
пробежала дрожь. Я словно взглянул в лицо идиота.
Я включил насос и вытащил шланг из гнезда. Отвернул крышку с
первого бака и начал заливать горючее.
Мне потребовалось полчаса, чтобы осушить первый резервуар, и
я перешел ко второму блоку колонок. Грузовики сменяли друг друга. Каким-то
требовался бензин, другим — дизельное топливо. Я начал осознавать, что
происходит. Мне открылась истина. Люди проделывали то же самое по всей стране,
если только не лежали трупами, как водила на гравии, со слетевшими с ног
сапогами, с четким рисунком протектора, впечатавшимся в спину.
Второй резервуар опустел, я принялся за третий. Солнце жгло
немилосердно. От паров бензина разболелась голова. На нежной коже между большим
и указательным пальцами вздулись волдыри. Но грузовики про это ничего не знали.
Они понимали, что такое текущие трубопроводы, заклинившие подшипники, выбитые
шаровые опоры, но представить себе не могли, что есть водяные пузыри, солнечный
удар и нестерпимое желание завопить во весь голос. О своих бывших хозяевах им
требовалась малая толика знаний, и они ее уже усвоили: из нас текла кровь.
Покончив с последним резервуаром, я бросил шланг на землю.
Грузовики все стояли. Я разогнулся, повернул голову. Очередь вытянулась вдоль
стоянки, перетекая на автостраду, расширяясь до двух-трех полос, уходя к
горизонту.
Такое случалось только в Лос-Анджелесе да еще в час пик.
Воздух мерцал от горячих выхлопных газов, пахло сгоревшим дизельным топливом.
— Все, — выдохнул я. — Горючего нет. Резервуары сухие.
И тут басовито заревел мощный двигатель. Громадный
серебристый грузовик свернул на автостоянку: бензовоз. С надписью вдоль
цистерны: ЗАПРАВЛЯЙТЕСЬ ФИЛЛИПС 66 — РЕАКТИВНЫМ ГОРЮЧИМ».
Тяжелый шланг выпал с заднего торца.
Я наклонился, поднял его, вставил в сливную магистраль
первого резервуара. Заработал перекачивающий насос. Запах бензина ударил мне в
нос. Тот самый запах, который, должно быть, вдыхали умирающие динозавры,
проваливаясь в нефтяные болота. Я заполнил еще два резервуара и приступил к
заправке.
Сознание мутилось, я потерял счет времени и грузовикам.
Отворачивал крышку, вставлял шланг, качал, пока горячая жидкость не била через
край, ставил крышку на место. Водяные пузыри лопнули, сукровица текла по
запястьям. Голову дергало, как гнилой зуб, запах гидрокарбонатов вызывал
тошноту.
Я знал, что вот-вот рухну без чувств. Потеряю сознание, и на
этом все кончится. Но заправлять буду, пока не свалюсь.
Потом руки легли на мои плечи. Темные руки повара—
раздатчика.
— Иди в закусочную. Отдохни. Я поработаю до темноты.
Постарайся уснуть.
Я протянул ему шланг.
* * *
Но спать я не могу.
Девушка спит. Распростершись на стойке, подложив под голову
скатерть. Но ее лицо не расслабилось и во сне. Лицо, не знающее ни возраста, ни
времени. Лицо жертвы войны. Вскорости я собираюсь ее будить. Сгустились
сумерки, и вахта повара-раздатчика длится уже пять часов.
А грузовики все подъезжают. Я выглянул из развалин
закусочной. Подсвеченная подфарниками, их очередь растянулась на милю, а то и
больше. В надвигающейся темноте, сами подфарники поблескивают, как желтые
сапфиры.
Девушке придется отстоять свою смену. Я покажу ей, что надо
делать. Она скажет, что не сможет, но у нее все получится. Она захочет жить.
Ты не хочешь стать их рабом, спрашивал повар— раздатчик. К
этому все придет. Ты хочешь до конца жизни менять фильтры, стоит одной из этих
тварей загудеть?
Возможно, мы сможем убежать. Сейчас они выстроены в ряд, мы
успеем прыгнуть в дренажную канаву. А потом побежим по полям, спрячемся в
болотах, где грузовики утонут, как мастодонты…
