Он открыл банку пива и, услышав по радио, что Дик Дрэго
удален с поля за двойное касание, недовольно покачал головой. Снаружи прямо в
остекленение веранды задул легкий ветерок. В траве недовольно застрекотали
сразу несколько потревоженных им сверчков. Гарольд пробурчал что-то нелестное в
адрес Дика Дрэго и задремал.
Через полчаса его разбудил неприятно-дребезжащий звонок во
входную дверь. Медленно поднявшись, он допил пиво и пошел открывать.
На крыльце стоял толстяк в грубой хлопчатобумажной робе,
измазанной зеленым соком скошенной травы. В углу рта у него была зажата
зубочистка.
Комбинезон на его животе оттопыривался так сильно, что
Гарольд подумал, что толстяк, может быть, проглотил баскетбольный мяч.
— Да? — вяло промямлил Гарольд, не проснувшись еще и
наполовину.
Толстяк улыбнулся, перекинул зубочистку из одного уголка рта
в другой, поддернул комбинезон за лямки и сдвинул на затылок свою зеленую
бейсболку. Ее козырек был испачкан свежим машинным маслом. И вот он стоял,
улыбался и благоухал свежескошенной травой, землей и машинным маслом.
— Я из «Пастэрел», приятель, — весело проговорил он,
непринужденно почесывая себя чуть пониже живота и не переставая улыбаться. —
Это ведь вы звонили, не так ли? Не так ли, приятель?
— Хм… Насчет газона? так это вы?
— Да, я, — ответил газонокосильщик и жизнерадостно
рассмеялся, глядя на слегка распухшее ото сна лицо Гарольда.
Газонокосильщик бесцеремонно шагнул мимо беспомощно
отступившего в сторону Гарольда в дом и, пройдя через кухню, жилую комнату и
гостиную, оказался на веранде, выходящей на задний двор. Наконец, Гарольд
окончательно проснулся и понял, что все в порядке — это человек, вызванный им
по телефону. Он видел людей такого типа и раньше — сантехники, например, или
дорожные рабочие. Такие всегда найдут свободную минутку, чтобы отложить в сторону
свои инструменты и, закурив «Лаки Страйк» или «Кэмел», посмотреть на тебя так,
будто они — соль земли и запросто могут переспать с твоей женой чуть ли не в
любой момент, стоит им только захотеть этого. Гарольд всегда немного побаивался
таких людей — загорелых, с сеточкой морщин вокруг глаз, всегда знающих, что им
делать.
— Задний дворик особенно зарос, — сказал Гарольд человеку
невольно понизившимся голосом. — Он почти правильной квадратной формы, ровный и
совсем без препятствий, но зарос, все-таки, очень сильно, — его голос дрогнул,
вернулся в свой нормальный регистр и Гарольд добавил, как бы извиняясь.
— Боюсь, я немного запустил его.
— Не волнуйтесь, дружище. Расслабьтесь. Все просто отлично.
Отлично-отлично-отлично, — улыбнулся газонокосильщик, его глаза просто сияли от
счастья. — Чем выше трава, тем лучше. Хорошая у вас здесь почва, плодородная,
вот в чем дело. А все благодаря Цирцее. Я всегда это говорю.
БЛАГОДАРЯ ЦИРЦЕЕ?
Газонокосильщик повернулся к радиоприемнику и прислушался.
Диктор объявил, что только что с поля удален Ястржемски.
— За «Ред Сокс» болеете? Я — за «Янкиз».
Он снова вернулся в дом и деловито прошел в гостиную.
Гарольд устало и с грустью провождал его глазами, успев уже утомиться от его
беспардонности.
Толстяк уселся в кресло и неодобрительно покосился на лужу
пива под столом с валявшейся посредине пустой банкой из-под пива с надписью
«Курз». Гарольд от этого взгляда хотел уже было даже сходить на кухню за
шваброй, но потом передумал.
НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ, ДРУЖИЩЕ. РАССЛАБЬТЕСЬ.
Он раскрыл газету на финансово-экономическом разделе и стал
пристально всматриваться в таблицу последних биржевых котировок. Будучи
настоящим республиканцем, он считал, что должен быть всегда в курсе всех
финансовых новостей, а представителей Уолл-стрит вообще представлял себе по
меньшей мере полубогами…
(БЛАГОДАРЯ ЦИРЦЕЕ?)
…он очень часто и очень сильно жалел о том, что такие
условные обозначения, как например, рсt. и Kdk или «от 3,28 до 2/3» остаются
для него в большинстве случаев не больше, чем иероглифами на древних каменных
табличках. Однажды он купил три акции компании «Мидуэст Байснбэгэз,
Инкорпорейтед», а компания неожиданно прекратила свое существование в 1968
году, и он потерял на этом целых семьдесят пять долларов. Теперь он понимал,
что, несмотря на ту неудачу, за такими компаниями, как «Байснбэгэры» большое
будущее. И это будущее не за горами. Они часто обсуждали это с Сонни — барменом
из «Голдфиш Боул». Сонни объяснил Гарольду, что его ошибка заключалась в том,
что он поспешил тогда на целых пять лет, а должен был бы…
Его снова потянуло в дремоту, но вдруг неожиданно встряхнуло
и даже напугало спросонья каким-то непонятным и очень сильным ревом.
Резко вскочив на ноги и опрокинув при этом кресло, Гарольд
испуганно огляделся по сторонам.
— Это что, газонокосилка? — спросил Гарольд Паркетт сам у
себя. — Господи, ЭТО ЧТО, ГАЗОНОКОСИЛКА?
Он выбежал из дома на парадное крыльцо, но увидел только,
как, как раз в этот момент, трясущаяся красная тележка с надписью «ПАСТЭРЕЛ
ГРИНЕРИ, ИНК.» на боку с ревом скрылась за углом его дома, направляясь,
по-видимому, во внутренний дворик. Теперь рев действительно доносился уже
оттуда. Гарольд ринулся через весь дом обратно, выскочил на веранду и
остановился, как вкопанный.
То, что он увидел, было просто отвратительно.
Он не мог поверить собственным глазам.
Красная газонокосилка, которую принес толстяк, двигалась
сама по себе. Никто ее не толкал и никого не было рядом с ней даже поблизости.
Она двигалась с оглушительным ревом, неистово трясясь и неудержимо продираясь
сквозь буйные заросли травы на заднем дворике Гарольда Паркетта подобно
какому-то ужасному красному исчадию ада. Она визжала, ревели и с громкими
хлопками выбрасывала в воздух голубые облачка маслянистого дыма. Это было
какое-то механическое сумасшествие, переполнявшее Гарольда ужасом, у него
просто голова пошла кругом. В воздухе висел густой терпкий запах свежескошенной
травы.
Но уж что было действительно отвратительным, так это сам
газонокосильщик.
Газонокосильщик скинул с себя абсолютно всю одежду, всю до
последней ниточки. Она была аккуратно сложена в самом центре заднего дворика.
Совершенно голый, весь в травяной зелени, он полз на четвереньках вслед
неистовствовавшей газонокосилки и ел только что скошенную ей траву. Зеленый сок
стекал по его подбородку на огромный, отвисший почти до самой земли
отвратительный живот. Каждый раз, когда газонокосилка делала разворот, он
поднимался на ноги, как-то бесновато подскакивал, а затем снова бросался на
четвереньки.
— ПРЕКРАТИТЕ! — закричал Гарольд Паркетт. — НЕМЕДЛЕННО
ПРЕКРАТИТЕ!
