Газонокосилка кружила вокруг дома с бешеной скоростью,
непередаваемо оглушительным ревом и жуткими завываниями. Вслед за ней носился
на четвереньках не менее жуткий толстяк с отвратительным раздувшимся животом,
весь зеленый от облепившего его сока травы и, самое главное, голый. Совершенно
голый. Гарольд в ужасе схватился за голову и закрыл глаза, как будто этим он
мог остановить это кошмарное гротескное представление, которое наверняка давно
уже наблюдали из своих окон его соседи Кастонмейеры и Смиты — закоренелые
демократы. Наблюдали, наверное, с не меньшим ужасом и обмениваясь при этом
многозначительными взглядами вроде «Говорил же я вам!…»
Вместо того, чтобы созерцать этот кошмар еще и самому,
Гарольд быстро подошел к телефону, схватил трубку и набрал номер ближайшего
полицейского участка.
— Сержант Холл, — ответил голос на другом конце провода.
Гарольд зажал пальцем свободное ухо и прокричал в трубку:
— Мое имя Гарольд Паркетт. Адрес — 1421 ист Эндикотт Стрит.
Я хочу сообщить вам…
О чем? О чем он хочет сообщить? о том, что какой-то человек,
босса которого зовут Пан, терзает его газон? О том, что у него раздвоение
ступни?
— Я слушаю вас, мистер Паркетт.
Вдруг его осенило:
— Я хочу сообщить вам об акте публичного обнажения.
— Публичного обнажения? — переспросил сержант Холл.
— Да. Здесь один человек подстригает мой газон. Так вот, он
хм…
— Вы имеете в виду, что он голый? — вежливо, но недоверчиво
подсказал ему сержант Холл.
— Да-да, именно голый! — подтвердил Гарольд, с трудом
контролируя разбегающиеся мысли. — Совершенно голый! Бегает по моему газону
прямо перед парадной дверью у всех на виду и трясет своим жирным задом, как на
каком-нибудь нудистском пляже! Пожалуйста, немедленно пошлите кого-нибудь сюда!
— Ваш адрес 1421 Уэст Эндикотт? — уточнил сержант Холл.
— Ист, черт бы вас побрал! — взвыл Гарольд. — Ист, а не
Уэст!
— Вы уверены, что он совершенно голый? Вам видны его э-э…
гениталии и так дальше?
Гарольд хотел сказать что-то еще, но успел только
прокашляться. Рез газонокосилки быстро становился все громче и громче, как
будто она стремительно приближалась к нему, заглушая все звуки во Вселенной. Он
почувствовал, как к его горлу подступает огромный шершавый комок.
— Вы можете говорить? — тупо бубнил в трубку сержант Холл. —
Очень плохо слышно. У вас, наверное, что-то с телефоном…
С треском распахнулась входная дверь, и Гарольд с ужасом
увидел, как это механическое чудовище въезжает в дом. Вслед за ним, все еще голый,
шел сам газонокосильщик. Чувствуя, что он сейчас на самом деле сойдет с ума,
Гарольд увидел, что теперь толстяк был зеленым совершенно весь — с головы до
пят. Особенно сочного, как сама трава, цвета были его волосы. Он непринужденно
вертел на пальце свою бейсболку.
— А вот это была ваша ошибка, приятель, — укоризненно сказал
газонокосильщик. — Не стоило вам забывать, все-таки, что это — трава,
благословленная Господом нашим…
— Алло? Алло, мистер Паркетт…
Рука Гарольда задрожала и выронила телефонную трубку —
газонокосилка двигалась прямо на него, подстригая ворсистый индейский ковер,
недавно купленный Карлой, и выплевывая сзади клочья коричневой шерсти.
Гарольд оцепенел, как кролик перед удавом, и смотрел на нее
с отвисшей челюстью до тех пор, пока, разделавшись с ковром, она не добралась
до кофейного столика, стоявшего у самых его ног. Когда, наконец, она отбросила
его в сторону, отхватив при этом одну ножку и в мгновение ока перемолов ее в
мелкие опилки, Гарольд перепрыгнул через кресло и, споткнувшись о стул,
опрометью бросился к кухне.
— Не поможет, приятель, — кинул ему вдогонку
газонокосильщик. — Гораздо лучше будет, если вы покажете мне, где у вас лежит
самый острый нож, — ласково добавил он. — Тогда я помогу вам принести себя в
жертву совершенно безболезненно…
Толкнув тяжелое кресло на газонокосилку и рассчитывая, что
это прикроет его хотя бы на несколько мгновений, Гарольд рванулся в входной
двери. Газонокосилка, как живая, увернулась от кресла, сделала негодующий
оглушительный выхлоп и устремилась за Гарольдом. Ударом плеча он распахнул
дверь веранды вместе с ветрозащитным экраном, сорвав все это с замком.
Спрыгивая с крыльца, он чувствовал, он слышал, что газонокосилка уже почти
настигла его, что еще несколько мгновений — и она примется за его пятки. Он уже
даже чувствовал ее запах.
Газонокосилка взвыла на верхней ступеньке подобно
горнолыжнику, приготовившемуся к старту. Убегая от ее по свежескошенной траве
заднего дворика, Гарольд чувствовал, что ему становится все тяжелее и тяжелее —
слишком много банок пива было выпито сегодня и слишком часто прикладывался он
вздремнуть. Он чувствовал, что она уже в каких-то сантиметрах от него. Падая,
он обернулся и увидел через плечо, как обе его ступни исчезают под
газонокосилкой.
Последним, что увидел и услышал Гарольд Паркетт, была
громоздящаяся на него газонокосилка, ее мелькавшие с бешенной скоростью
зелено-красный ножи (от травы и от его собственной крови) и то, как она натужно
заревела, перемалывая кости его ног. Над газонокосилкой возвышалось жирной и
нервно трясущееся лицо самого газонокосильщика.
— Чертовщина какая-то, — озадаченно проговорил лейтенант
Гудвин после того, как были сделаны последние фотографии. Он кивнул двум людям
в белых халатах, чтобы они подъехали со своими носилками на колесиках.
— Меньше двух часов назад он позвонил в участок и сообщил,
что по его газону бегает какой-то голый парень.
— Да ну? — удивился патрульный Кули.
— Да. То же самое сказал и один из его соседей. Некий
Кастонмейер. Он тоже звонил нам, но он думал, что это был сам Паркетт. Может
быть, так и было, Кули. Может быть, так и было.
— Сэр?
— Я говорю, что, может быть, так оно и было, — мрачно
повторил лейтенант Гудвин и, поморщившись, потер себе висок. — Наверняка это
был какой-нибудь буйно-помешанный, как мне уже надоели эти шизофреники! Спасу
от них никакого не стало.
— Да, сэр, — вежливо поддакнул Кули.
— Где остальная часть тела? — спросил один из санитаров.
— В ванной в углу заднего дворика, — ответил Гудвин,
задумчиво глядя на небо.
— Вы сказали в ванной? — переспросил санитар.
— Да, именно так я и сказал! — раздраженно бросил Гудвин.
Патрульный Кули подошел к ванной, стоявшей в глубине дворика
и побледнел.
