— Ламли! — завопил Туки, перекрывая вой ветра. — Не хотите
верить в вампиров — не надо! Но так вы им ничем не поможете. Мы должны…
Но внезапно Ламли ответили, из темноты донесся голосок,
зазвеневший, как серебряные колокольчики, и внутри у меня все похолодело.
— Джерри… Джерри, это ты?
Ламли развернулся на голос. И тут появилась она, выплыла из
тени маленькой рощи, как привидение. Мало того, что городская, так еще самая
прекрасная из виденных мною женщин. Так мне хотелось подойти к ней и выразить
свою радость: как не радоваться, если она жива и здорова. Обета она была в
зеленый пуловер и накидку без рукавов, вроде бы такие называют пончо. Накидка
колыхалась, черные волосы струились на ветру, как вода в ручье в декабре, перед
тем, как мороз скует ее льдом.
Может, я даже шагнул к ней, потому что почувствовал, руку
Туки на своем плече, грубую и горячую. И все же (как я могу такое говорить?) я возжелал
ее, такую черноволосую и прекрасную, в зеленом пончо, колышащемся у шее и плеч,
экзотическую и странную, навевающую мысли о прекрасной незнакомке из
стихотворения Уолтера де ла Мэра.
— Джейни! — закричал Ламли. — Джейни!
И через снег поспешил к ней, вытянув руки.
— Нет! — попытался остановить его Туки. — Ламли, нельзя!
Он даже не оглянулся… а она посмотрела на нас. Посмотрела и
усмехнулась. И от ее усмешки моя страсть, мое вожделение вспыхнули синим
пламенем, обратившись в черные уголь, серую золу. От нее веяло могильным
холодом, белыми костями, завернутыми в саван. Даже с такого расстояния мы
видели красный блеск ее глаз. Скорее волчьих, чем человечьих. А при ухмылке
обнажились и неестественно длинные зубы. Мы видели перед собой не человеческое
существо. Мертвеца, каким-то образом ожившего в этом жутком воющем буране.
Туки перекрестил ее. Она отпрянула… а потом вновь
ухмыльнулась. Мы находились слишком далеко, и, наверное, перетрусили.
— Надо его остановить! — прошептал я. — Мы можем его
остановить?
— Слишком поздно, Бут! — мрачно отвечает Туки.
Ламли уже добрался до нее. Вываленный в снегу, а сам больше
напоминал призрака, чем человека. Он потянулся к ней… и тут начал кричать. Я
еще услышу этот крик в своих кошмарах: взрослый человек кричал как ребенок,
которому приснился страшный сон. Он попытался отпрянуть, но ее руки, длинный,
обнаженные, белые как снег выпрастались вперед и потянули его к ней. Я видел
как она склонила голову набок, а потом наклонилась к нему…
— Бут! — прохрипел Туки. — Надо сматываться!
И мы побежали. Побежали, как крысы. Кто-то, наверное, так и
скажет, из тех, кого не было там в ту ночь. Мы помчались по нашим следам,
падая, поднимаясь, поскальзываясь, взмахивая руками, чтобы удержаться на ногах.
Я поминутно оглядывался, дабы убедится, что за нами не гонится эта женщина, с
ухмылкой во весь рот и красным блеском глаз.
У самого «скаута» Туки согнулся пополам, схватился за грудь.
— Туки! — перепугался я. — Что…
— Мотор, — прошептал он. — Барахлит последние пять лет.
Посади меня на пассажирское сидение, Бут, и мотаем отсюда.
Я подхватил его под руку, помог обойти внедорожник, каким-то
образом усадил в кабину. Он откинулся на спинку, закрыл глаза. Кожа его пожелтела,
стала восковой.
Я обежал «скаут» спереди и чуть не сшиб с ног маленькую
девочку. Она стояла у дверцы: волосы забраны в два хвостика, из одежды — желтое
платьеце.
— Мистер, — голос ясный, чистый, сладкий, как утренний
туман, — вы не могли бы помочь мне найти маму? Она ушла, а мне так холодно…
— Милая, — тебе лучше залезть в кабину. Твоя мама…
Я замолчал на полуслове, если когда в жизни я и мог сойти с
ума, так именно в тот самый момент. Потому что стояла она, видите ли, не, а на
снегу, не оставляя следов.
И, вскинув головку, смотрела на меня. Френси, дочь Ламли.
Семи лет от роду, и семилетней ей предстояло оставаться в бесконечной череде
ночей. Ее личико отливало трупной бледностью, а глаза светились красным. Под ее
подбородком я увидел две маленькие ранки, словно от укола иглы, но с
искромсанной по краям кожей.
Она протянула ко мне ручки и улыбнулась.
— Поднимите меня, мистер, — прощебетала она. — Я хочу вас
поцеловать. Тогда вы сможете отвести меня к моей мамочке.
Не хотел я ее целовать, но ничего не мог с собой поделать.
Уже наклонялся вперед, вытягивал руки. Видел, как открывается ее рот, видел
маленькие клыки за розовыми губками. Что-то поползло у нее по подбородку,
блестящее и серебристое, и в ужасе я осознал, что она пускает слюни.
Ее маленькие ручки сомкнулись на моей шее и я уже думал:
может, все не так страшно, не так страшно… когда что-то черное и тяжелое
вылетело из окна «скаута» и ударило ей в грудь. Взвился клуб странно пахнущего
дыма, что-то блеснуло, а потом, шипя, она отпрянула. Личико перекосило гримасой
ярости, ненависти, боли. Она повернулась ко мне боком… и пропала. Только что
стояла передо мной, а мгновением спустя превратилась в снежный вихрь, формой
отдаленно напоминающий детскую фигурку. И тут же ветер закрутил его и унес в
поле.
— Бут! — прошептал Туки. — Садись за руль, скорее!
Я сел за руль, но лишь после того, как наклонился и поднял
то, чем он швырнул в эту девчушку из ада. Библию его матери.
* * *
Случилось это довольно-таки давно. Я совсем старик, но и
тогда был не первой молодости. Херб Тукландер скончался два года тому назад.
Умер легко, во сне. Бар работает, его купили мужчина и женщина из Уотервилла,
милые люди, они стараются ничего там не менять. Но я хожу туда редко. Без Туки
мне неуютно.
И в Лоте все как и прежде. На следующее утро шериф нашел
автомобиль Ламли. Без капли бензина, с севшим аккумулятором. Ни Туки, ни я
ничего ему не рассказали. Зачем? Время от времени какой-нибудь автостопщик или
турист пропадают в этих краях, в окрестностях Школьного холма и кладбища на
холме Гармонии. Потом находят рюкзак, или книгу в бумажной обложке, или что-то
еще, но тела — никогда.
Мне все еще снится та буранная ночь, когда мы поехали в
Джерусалемс-Лот. Не столько женщина, как маленькая девочка, ее улыбка в тот
самый момент, когда она тянула ко мне ручки, чтобы я мог поднять ее, а она —
поцеловать меня. Но я глубокий старик и время мое на исходе, а со мной уйдут и
сны.
Возможно, и вам доведется путешествовать по южному
Мэну. Прекрасные места. Может, вы даже заглянете в «Тукис
бар», чтобы пропустить рюмочку-другую. Хороший бар. И название новые владельцы
сохранили. Выпить — выпейте, а потом последуйте моему совету и поезжайте дальше
на север. И ни в коем случае не сворачивайте к Джерусалемс-Лоту.
