— По ее мнению, кончено. Мне, полагаю, следует уважить ее пожелания. — Алексиус вспомнил порванное ожерелье, остатки которого до сих пор лежали у него в кармане. Хватит с него этих игр!
— Следует-то следует, — согласился Фрост, — но когда дело касается этой женщины, ты редко поступаешь так, как следует.
— Верно, — отозвался Алексиус, и на лице его появилось подобие улыбки.
Джулиана считает, что он соблазнил ее исключительно ради сестры. Ну, и ради утоления своей похоти, конечно. Алексиус был слишком зол, чтобы попытаться разуверить ее в этом. И все же с того самого момента, как он разглядел ее в кроне орехового дерева в саду Леттлкоттов, его влекло к ней. Она притягивала его как магнит. Ничего не изменилось.
— Мне еще предстоит разобраться с Гомфри и ее треклятым кузеном. — По его тону было ясно: он не успокоится, пока не всадит в каждого из них по куску свинца.
— Что ж, я буду с неподдельным интересом наблюдать за твоими обреченными на неудачу попытками вернуть леди Джулиану. А если ты потерпишь поражение, то всегда сможешь наставить дуло пистолета на себя.
Глава 25
— Даже не думай отнекиваться, — заявила Корделия, входя в ее спальню. — Ты ведь смотрела, как он уезжает, не так ли?
Джулиана почувствовала, что лицо ее обдало жаром.
— Ничего подобного! Он лжец и настоящее чудовище.
Едва заслышав шаги сестры, Джулиана отбежала от окна и села за письменный стол.
— Маман пригласила Синклера в гостиную?
— Конечно. — Корделия подтащила стул, украшенный изящной резьбой, и уселась рядом. — Невзирая на все его очевидные недостатки, он все-таки спас тебя от нежеланного супружества. Даже не сомневайся: маман его уже фактически простила. Впрочем, лорд Синклер рад любой милости, поскольку от тебя ему милости не дождаться.
Прошла неделя с того вечера, когда Джулиана сунула Сину в руку разорванное ожерелье и ушла от него, не обернувшись. Он уже дважды приезжал к ним, прося о встрече с ней, Это был третий визит.
И хотя она отказывалась к нему спускаться, маман и сестры жалели его и принимали в гостиной. Ей сложно было не почувствовать укола ревности. И все же это не мешало ей всякий раз допрашивать сестер.
— У него все хорошо?
Она каждый раз задавала этот вопрос. Корделия притворилась, будто обдумывает ответ.
— Лорд Синклер уверяет, что плечо его ничуть не беспокоит. Я заметила, что поворачивается он без каких-либо затруднений, так что можно ему поверить.
Джулиана уставилась на свои руки, покоящиеся на столе. Этот мужчина не заслуживал ее переживаний, но она таки переживала! Черт его побери! Даже если б он умер, ей не стало бы легче. Оставаясь одна, она терзалась от боли и гнева и не знала, как ей быть.
— Лорд Синклер хотел с тобой повидаться, — сообщила сестра, не дожидаясь следующего вопроса. — Но маман сказала, что ты отдыхаешь. Впрочем, он ей вряд ли поверил.
— Но я на самом деле отдыхала! — Джулиана подняла руки к голове и принялась массировать себе виски. — Хотя мне, конечно, плевать, что он думает. — Она не понимала, зачем он снова и снова возвращается в их дом, несмотря на постоянные отказы.
— Если бы это было правдой, ты бы так не печалилась. — Сестра положила на стол небольшой сверток. — Лорд Синклер просил передать это тебе.
Джулиана перестала массировать виски и непонимающе уставилась на сверток. Оба предыдущих раза он приносил цветы — должно быть, чтобы втереться в доверие к маман. Но это был совсем другой подарок. Джулиана взяла в руку сверток размером меньше ее кулака, перевязанный тонкой красной лентой.
— И ничего не сказал?
— Сказал, но маман его слова показались весьма странными. Он просил передать тебе, что потерял всякий интерес к жемчугу.
— Неужто?
Сердце у нее в груди забилось чаще при мысли, что он согласен бросить распутство ради нее. За восторгом последовало отрезвление: она напомнила себе, что ее больше не заботит, как маркиз проводит свои дни… и ночи.
— Это все?
— Он добавил, что это довольно экстравагантный подарок, но он напоминает ему о тебе. — Корделия не могла уже скрывать своего любопытства. — Ну, и что же это?
Джулиана с трудом представляла, что для Сина значит «экстравагантный подарок». Тем не менее она испытала облегчение, когда, развязав сверток, не увидела внутри злополучного ожерелья. Если бы он вернул его, она вооружилась бы молотком и разбила бы каждую жемчужинку в пыль.
Подарок Сина сверкал на зеленом бархате. Это была золотая брошь. Джулиана потеряла дар речи от такой дерзости.
Сестра, присмотревшись, презрительно фыркнула.
— Тоже мне, экстравагантный подарок! И почему это золотые листочки напомнили ему о тебе?
Джулиана ничего не ответила. Она тотчас узнала филигранно выполненные остроконечные, формой напоминающие сердечки листья орехового дерева. В сердцевине гнездилось несколько орешков из жемчуга.
Син хотел, чтобы она не забывала тот вечер в саду лорда Леттлкотта. Тогда она из последних сил держалась за ветку, а Син предавался порочным игрищам с хозяйкой дома.
Джулиана, закусив губу, любовалась брошью. В то время они еще не были знакомы. Син не знал даже ее имени, а уже хотел ее. Она угадала его желания. Он даже оградил ее от гнева леди Леттлкотт и необходимости объяснять свое присутствие в столь неожиданном месте.
Но каким бы проницательным ни был Син, он не мог предугадать эту странную встречу, даже когда согласился выполнить просьбу сестры.
Однако же ему не хватило порядочности предпочесть веления своего сердца капризу мстительной ревнивицы. Джулиана со вздохом опустила брошь на бархатную подушечку.
— Джулиана?
— Что? — не сразу откликнулась та. — А-а-а… Ну, боюсь, мотивы Синклера для меня так же туманны, как и для тебя, — соврала она.
— Ты ведешь себя как последний идиот!
Алексиус ожидал от сестры примерно такой отповеди, только полагал, что это произойдет раньше, а не восемь дней спустя. Он целую неделю игнорировал ее призывы прибыть в ее особняк — и Белинда, не привыкшая к пренебрежительному отношению, очевидно, загнала кого-то из его друзей в угол и потребовала выдать его координаты.
Если бы он мог вычислить предателя, испортившего ему вечер, то непременно отплатил бы той же монетой.
— Добрый вечер, Белль. Ты, как обычно, потрясающе выглядишь, — сказал Алексиус, поигрывая ее изумрудно-бриллиантовой серьгой. — Щедрый, надо сказать, дар. От лорда Кида?
Белинда не была настроена выслушивать его лесть.
— Я не затем обегала весь Лондон, чтобы обсуждать свои новые сережки. Меня одно интересует: ты навек попрощался с разумом? Меня всю неделю атаковали визитеры, наперебой щебечущие о похождениях моего ненаглядного братца. А похождения эти, между тем, очерняют не только твое имя, но и весь род Синклеров.
