Пока же я уклонялся от выполнения этого, в сущности, отцовского долга отчасти из чувства деликатности, отчасти потому, что боялся узнать правду. Я отлично понимал, что между сестрой и индейским вождем установились особые отношения, что, по всей вероятности, они продолжались, что у них бывали тайные встречи – и не один раз. Но до чего все это могло дойти? Насколько моя бедная сестра уже могла скомпрометировать себя? Вот на эти проклятые вопросы я и боялся получить ответ.
Я надеялся, что сестра скажет мне всю правду, если я буду умолять ее признаться. При ее гордом характере принуждением от нее ничего нельзя было добиться. Если оказать на нее давление, то она могла заупрямиться и стать непреклонной. Вообще Виргиния мало что унаследовала от отца, она все заимствовала у матери. Между ними существовало и внешнее и внутреннее сходство. Виргиния была одной из тех женщин, которые, не испытав никогда в жизни строгой дисциплины, вырастают в уверенности, что выше их нет никого на свете. Поэтому она и чувствовала себя совершенно независимой, как это присуще большинству американок. В других же странах независимость является достоянием только женщин из привилегированных классов. Ни родители, ни опекуны, ни наставники – так как последним ни в коем случае не разрешалось прибегать к строгим мерам – не имели влияния на сестру, и она с малых лет вела себя как королева на троне.
Она была независима еще и в другом отношении. У нее имелось собственное состояние, которое ей завещал отец, и это обстоятельство еще больше усиливало непреклонность ее характера.
Мой отец в свое время последовал велению сердца и разделил свое состояние между детьми поровну. Поэтому моя сестра была так же богата, как и я. Конечно, отец позаботился и о матери, но основная часть отцовского наследства – плантация -принадлежала сестре и мне. Моя сестра была богатой наследницей и обязана была подчиняться матери или мне только в той мере, в какой ей это подсказывало родственное чувство.
Я остановился так подробно на этом вопросе, чтобы объяснить, какой сложной и деликатной задачей было потребовать от сестры отчета в ее действиях. Как это ни странно, но мне совершенно не приходило в голову, что и мое положение не совсем обычно.
Я был обручен с сестрой Оцеолы и искренне желал, чтобы она стала моей женой. В союзе с индианкой я не видел для себя ничего унизительного, зная, что общество не будет отрицательно относиться к этому браку. Такие случаи уже бывали. Например, Рольф женился на девушке более темнокожей и менее красивой и культурной, чем Маюми. Позднее сотни других мужчин последовали его примеру и сохранили и прежнее положение в обществе и были по-прежнему уважаемы. Почему бы и мне не поступить так? По правде говоря, этот вопрос даже и не приходил мне тогда в голову. Я считал, что мои намерения в отношении индианки были в совершенном соответствии с правилами хорошего тона.
Совсем другое дело, если бы в жилах моей избранницы текла хоть небольшая примесь африканской крови. Тогда я действительно мог бы опасаться осуждения общества, ибо в Америке человек подвергается унижению не столько за цвет кожи, сколько за расу. Белый джентльмен может жениться на индианке, и она без особых возражений получает доступ в общество; а если она при этом еще и хороша собой, то может даже рассчитывать на успех.
Все это я знал и тем не менее сам был рабом чудовищного и дикого предрассудка: если смешение рас происходило другим путем, то есть если белая женщина выходила замуж за индейца, то тогда это считалось неравенством и позором. Друзья ее рассматривали такой брак как несчастье, как падение. А если эта леди вдобавок принадлежала к высокопоставленным кругам – ну, тогда уж, леди... пеняйте на себя!
Несмотря на расхождение своих взглядов с господствовавшими воззрениями на различие рас и цвета кожи, я сам не был свободен от влияния этого предрассудка.
Если моя сестра любит индейца, значит, она потерянная, падшая женщина! Независимо от того, какое положение занимает этот индеец среди своего народа, независимо от его храбрости, от его достоинств. Даже если бы это был сам Оцеола!
Глава LIV. ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
Неизвестность мучила меня, и я решил поговорить с сестрой, как только застану ее одну.
Такой случай скоро представился. Я увидел ее на лужайке у озера и подошел к ней. Я заметил, что она необычайно весела.
«Увы! – подумал я. – Ты улыбаешься! Скоро твоя улыбка сменится слезами».
– Сестра!
Она что-то говорила своим любимцам – золотым рыбкам – и не слышала меня или притворялась, что не слышит.
– Сестра! – повторил я громче.
– Ну, что такое? – сухо спросила Виргиния, не глядя на меня.
– Послушай, Виргиния, брось свои игрушки! Мне надо поговорить с тобой.
– Вот как! Значит, это принуждение! В последнее время ты так редко раскрывал рот при мне, что я должна быть особенно благодарна за твою любезность. А почему с тобой нет твоего друга? Пусть бы и он побеседовал со мной в том же духе! Я думаю, что вам обоим уже надоело изображать бессловесных близнецов. Ну, ты можешь продолжать игру, если тебе нравится. Уверяю тебя, что меня это не волнует! – И она стала напевать:
У янки – фрегат, и янки – моряк!
Мы в бой по волнам летим!
И видит враг наш звездный флаг
Под небом голубым.
Затем она обратилась к своей любимице – маленькой лани:
– Ну, иди сюда, мой маленький! Ты смотри не подходи слишком близко к берегу, а то можешь кувыркнуться в воду. Слышишь?
– Прошу тебя, Виргиния, оставь эти шутки! Мне надо поговорить с тобой о важном деле.
– О важном деле? Уж не думаешь ли ты жениться? Нет, что-то не похоже. У тебя слишком торжественное и мрачное выражение... точно тебя собираются повесить... ха-ха-ха!
– Послушай, сестра, я говорю с тобой серьезно.
– О, конечно серьезно! Я тебе верю, дорогой.
– Послушай, Виргиния, у меня важное дело – очень важное! Я хотел поговорить с тобой уже с самого дня приезда.
– За чем же дело стало? У тебя было много удобных случаев. Разве я от тебя пряталась?
– Нет... но... дело в том, что...
– Ну, выкладывай, братец, сейчас удобный момент. По твоему лицу я вижу, что у тебя ко мне есть какая-то просьба. Если это так, то я разрешаю тебе изложить ее.
– Нет, Виргиния, не то! Вопрос, о котором я хочу поговорить...
– Ну, какой же это вопрос, выкладывай!
Мне надоели уклончивые речи, я даже немного обиделся и решил положить этому конец, сказав то слово, которое могло заставить сестру сразу сбавить тон и повести разговор серьезно:
– Оцеола!
Я ожидал, что она изменится в лице, вспыхнет и побледнеет, но ошибся. К моему изумлению, в ней не произошло никакой перемены: ни во взгляде ее, ни в поведении не было ни малейших признаков волнения! Она ответила почти сразу, без колебаний:
