– Королевская грамота! И ты решился вскрыть ее, Грегори?
– Д-да... она как-то у меня сама разорвалась, мастер Генри, – промямлил разбойник. – Может, оно и нехорошо... да ведь я не знал, что это королевская грамота. А и знал бы, так, наверно, все равно разорвал бы, – буркнул он себе под нос.
Голтспер быстро пробежал глазами адрес:
Капитану Скэрти, командиру отряда королевских кирасиров.
Бэлстрод Парк
Графство Бэкингемшир.
– Это не мне. Гарт... Это...
– Я знаю, знаю, мастер Генри... но ведь вчера-то я еще не знал, когда этот пакет попал ко мне в руки. Я только нынче утром услышал, что они появились здесь.
– Но как же он мог попасть в твои руки, этот пакет?
– Как он ко мне попал?
– Вот именно! Кто тебе его дал?
– Я... я, мастер Генри, получил его прошлой ночью... от одного кавалера... он... он мне его передал.
– Прошлой ночью? В котором же это было часу?
– Да час-то уж был поздний, совсем затемно...
– Так это было до или после...
– После того как я повстречал вас – вы это хотите знать, мастер Генри? Да, признаться, немножко попозднее.
Грегори опустил голову: ему явно было не по себе от этого допроса, и он тщетно старался скрыть свое замешательство.
– Что ж это был за кавалер? – продолжал допытываться Голтспер, и видно было, что он интересуется этим не только в связи с подозрительным замешательством разбойника.
– Богато одетый кавалер, мастер Генри, и конь под ним был разве что чуть похуже вашего. Давно уж мне не приходилось видеть такого коня! Вот этот кавалер мне сам и сказал, что он, как вы изволили назвать, королевский гонец.
– И ты отнял это у королевского гонца?
– Да... нет... мастер Генри...
– Не может быть, чтобы он сам дал тебе этот пакет!
– Ах, мастер Генри, язык не поворачивается вам соврать! Признаюсь, я взял у него это письмо.
– И, верно, еще кое-что? Выкладывай, Гарт, нечего от меня прятаться! Говори всю правду.
– О Господи Боже! Мастер Генри, вы требуете, чтобы я сказал все?
– Да, Грегори, все, или прочь с моих глаз и не попадайся мне больше никогда!
– Боже милосердный! Нет-нет, мастер Генри, я все выложу, все, как было, ничего не утаю... На кавалере были разные ценные вещи, как оно, конечно, полагается королевскому гонцу, – часы с золотой цепью, богатая одежда, карандаш с золотым колпачком, какая-то штучка, не знаю, как называется... медальон, что ли... уж не говоря...
– Можешь не перечислять его имущества, Грегори, меня интересует не это, а то, как ты поступил с кавалером. По-видимому, ты обобрал его дочиста и присвоил себе все эти ценные вещи?
– Что ж, мастер Генри, раз уж я обещал сказать правду, признаюсь, я кое-что отобрал у него. А что ему эти вещи? Разве он в них нуждается так, как я, у которого нет ничего за душой, кроме того старого тряпья, что висело на пугалах? Я снял с него эти побрякушки...
– А еще что ты с ним сделал? – сурово спросил Голтспер.
– Ничего больше, клянусь, мастер Генри! Только что связал его по рукам и ногам, так, для верности, и оставил лежать в старой хижине, чтобы он не схватил простуды, а то ночи-то нынче свежие, холодные.
– Скажите, какая заботливость! Ах, Грегори Гарт, Грегори Гарт! И это после твоего торжественного обещания!
– Клянусь, мастер Генри, я не нарушил своего обещания! Ничем не нарушил, клянусь вам!
– Не нарушил обещания! Негодный обманщик! Ты только еще больше чернишь себя этим враньем! Ведь ты же сейчас сам сказал, что встретил этого гонца после того, как расстался со мной!
– Верно, мастер Генри. Только вы забыли, что я обещал вам, что это будет моя последняя ночь. Так оно было и будет, клянусь вам!
– Что ты такое плетешь, Грегори? Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что, когда вы с вашим молодым спутником уехали прочь, было всего одиннадцать, и до конца ночи оставался еще добрый час. И вот тут-то, на мою беду, и появился этот гонец, разодетый в шелка да бархаты и со всеми этими побрякушками. И как я посмотрел на него – ну, прямо что твой голубок: распушился весь, так сам к тебе в руки и лезет! Ну что же мне оставалось делать? Ведь сам просится – ощипи! Ну, разве хватит духу отказаться? Вот я его и ощипал. Но клянусь вам, мастер Генри, и не будет мне покоя на том свете, коли я лгу: все это я проделал с ним до того, как пробило двенадцать. И только когда я уже отъезжал от хижины, часы в Челфонте на колокольне Святого Петра били полночь.
– Отъезжал? Так, значит, ты увел и его коня?
– Помилуйте, мастер Генри, неужто мне было тащиться пешему, когда тут же стоял оседланный конь? Гонцу-то от него все равно никакой пользы – ему в эту ночь с места не двинуться! А как же мне-то было все это тряпье тащить? Не мог же я моих молодцов так оставить! Как знать? Они могли бы выдать меня даже и после того, как я уже встал бы на честный путь.
– Гарт, Гарт, боюсь, что этого никогда не будет! Мне кажется, ты неисправим.
– Не говорите так, мастер Генри! – вскричал бывший разбойник, и в голосе его звучало искреннее огорчение, и, как это ни казалось смешно, все же ему нельзя было не поверить. – Разве я хоть раз в жизни обманул вас? Можете ли вы припомнить, чтобы я когда-нибудь нарушил свое обещание?
– Ах, Грегори! – промолвил Голтспер, тронутый, помимо воли, этим детским простосердечием своего бывшего слуги. – Может быть, я и не могу припомнить этого на деле... Но все твое поведение...
– Не поминайте мне о нем больше, мастер Генри! Стыдно мне вам в глаза смотреть. Но коли уж я дал обещание, я сдержу его, вот посмотрите! Хоть с голоду помру, а сдержу! Клянусь вам! – И, словно в подтверждение своей клятвы, бывший разбойник ударил себя кулаком в грудь.
– Слушай меня, Грегори Гарт, – внушительно сказал Голтспер. – Если ты хочешь, чтобы я действительно поверил в твое исправление, ответь мне на один вопрос, только ответь прямо, без увиливаний. Я спрашиваю тебя не из пустого любопытства и не для того, чтобы заставить тебя потом расплачиваться, каков бы ни оказался твой ответ. Ты знаешь меня, Грегори, и ты не солжешь мне, а ответишь правду.
– Можете не сомневаться, мастер Генри. Спрашивайте, я вам отвечу честно; что бы вы ни спросили, вы от меня услышите чистую правду.
– Так вот. Отвечай мне только в том случае, если на мой вопрос ты можешь ответить «да»; а если не можешь, не отвечай ничего. Мне будет достаточно твоего молчания, и тогда уж незачем будет слышать твой ответ.
– Спрашивайте, мастер Генри, спрашивайте что угодно – я не боюсь!
Голтспер наклонился к нему и спросил:
