Марион вскочила с постели и быстро подбежала к окну. Только вчера она видела из этого окна самое тяжелое зрелище, какое ей когда-либо приходилось видеть. Такое же зрелище предстало перед ней и сейчас: Генри Голтспер на коне, привязанный к седлу, под охраной вооруженных кирасиров, тесно окружавших его со всех сторон.
Все были на конях, в полном снаряжении, с сумками, притороченными к седлам, словно готовились в поход. Капитан Скэрти расхаживал взад и вперед по усыпанной гравием дорожке, но, судя по его одежде, не собирался ехать с отрядом; на этот раз его заменял корнет Стаббс. Он сидел на коне Голтспера и как раз в эту минуту выезжал вперед, чтобы возглавить конвой.
Марион едва успела окинуть взглядом это совершенно неожиданное для нее страшное зрелище, как раздался сигнал: «Вперед!» Кони рванули, и ее возлюбленный скрылся из ее глаз. Стон, вырвавшийся у нее из груди, потонул в громких звуках рожка.
Прошло около часа, прежде чем потрясенная Марион опомнилась настолько, чтобы обрести способность рассуждать. Но она все еще была в смятении и мысли ее беспорядочно блуждали, когда чьи-то голоса внизу снова заставили ее выглянуть в окно.
Какой-то верховой разговаривал со Скэрти. Это был человек в форменной штатской одежде – по-видимому, дорожный агент. Взмыленный конь под ним тяжело дышал, словно скакал во весь опор не одну милю.
Скэрти стоял у стремени всадника и слушал его поспешное донесение, отличавшееся, видимо, чрезвычайной важностью.
Незнакомец говорил взволнованным, тихим голосом, и до слуха Марион долетела фраза:
– Узник... отбит... под Эксбриджем...
Скэрти, услышав эти слова, не отвечая всаднику, бросился сломя голову к воротам с криком:
– На коней! Все на коней!
Приученные повиноваться мгновенно, кирасиры тотчас же повскакали в седла, и не успела Марион прийти в себя от этого ошеломившего ее радостного известия, как отряд, возглавляемый Скэрти, уже мчался во весь дух к воротам, выходящим на Эксбриджскую дорогу.
Глава LI. ОТБИЛИ!
Время приближалось к десяти часам, и жизнь в Эксбридже уже кипела ключом. На улицах царило необычное оживление. На площади, на перекрестках и особенно возле харчевни «Роза и корона» толпилось много народу. Это были не крестьяне, съехавшиеся на ярмарку, – день был не ярмарочный, – а преимущественно ремесленники и рабочие. Одеты они были по-будничному, и, казалось, они только что оторвались от работы, привлеченные неожиданным, занимательным зрелищем. Сапожник прибежал в своем кожаном фартуке, с липкими от лака руками; кузнец – только что от наковальни, потный и закопченный; мельник, пропыленный мукой; а от мясника шел тяжелый дух, словно он только что был на бойне.
Толпа, собравшаяся против «Розы и короны», была явно в приподнятом настроении; многие были навеселе. По рукам ходили кружки доброго эля, который прислуга харчевни щедро подносила желающим, по-видимому, за чей-то счет.
Высокий смуглый человек в шляпе с лентой особенно усердно угощал собравшихся вокруг него дюжих молодцов, из которых многие, как видно, были его приятелями – они обращались с ним запросто и называли его Грегори. Ему помогал другой – рослый, широкоплечий пожилой человек; а хозяин харчевни, заинтересованный в том, чтобы продать побольше, суетился возле них, поощряя улыбкой тех, кто стоял поблизости.
Все то и дело поглядывали в сторону моста, по которому проходила дорога через Колн, ведущая на запад. Этот мост не представлял собой ничего примечательного; он был построен в виде арки с каменным парапетом по обе стороны, который с моста переходил на дорогу и тянулся вдоль нее еще ярдов на двадцать – тридцать. Дальше со стороны города парапет переходил в ограду, отделявшую городскую дорогу от прилегавших к ней лугов.
Луга тянулись по обе стороны реки и простирались далеко на юго-запад.
Дорога с моста в сторону города проходила как раз перед глазами собравшейся у харчевни толпы, но по ту сторону реки дороги не было видно: ее скрывали каменный парапет и арка моста.
Смуглый человек в шляпе с лентой, хотя и обменивался забористыми шутками с окружающими и старался казаться веселым, поглядывал в сторону моста с явно озабоченным видом, а затем шептался о чем-то с рослым крестьянином в потертых плисовых штанах, который был не кто иной, как Дик Дэнси.
– Чего это вы все здесь собрались? – спросил какой-то человек, только что подошедший к харчевне. – Или есть на что поглядеть?
– Может, и есть, – ответил один из толпы. – Подождите малость, – может, и увидите что-нибудь, на что стоит поглядеть.
– Да что такое?
– Кирасиры его величества короля.
– Подумаешь, есть из-за чего поднимать шум! Их теперь каждый день можно видеть.
– Да и один раз в день более чем достаточно! – добавил третий, который, по-видимому, не питал истинно верноподданнических чувств к своему монарху.
– Но ведь не каждый день можно увидеть то, что вы нынче увидите: в Тауэр повезут арестованного, знатного дворянина!
– Арестованного? Кого же?
– Черного Всадника, – отвечал первый. – Вот какого арестанта вы увидите, приятель!
Это известие могло бы взбудоражить толпу, если бы большинство собравшихся уже не были подготовлены к нему заранее. Волнение, поднявшееся в эту минуту, было вызвано тем, что человек, стоявший на парапете моста и наблюдавший дорогу, подал знак, а мальчишки, взобравшиеся на верх стены, начали размахивать шапками и кричать:
– Конники! Конники! Королевские кирасиры! Едут! Едут!
Вслед за этим показались пышные султаны, и отряд кирасиров, въехав на мост, растянулся сверкающей лентой.
Отряд состоял из шести пар всадников, следовавших одна за другой; впереди ехал командир отряда, а посреди – еще один всадник, не в доспехах, как прочие, а в бархатном камзоле, прикрученный веревками к седлу и со связанными за спиной руками. Это был арестант.
Видно было, что он хорошо известен толпе. Черный Всадник так часто появлялся на улицах Эксбриджа и беседовал с его жителями, что не было ничего удивительного в том, что горожане встречали его сочувственными взглядами.
Он ехал сейчас не на своем благородном коне, но толпа узнала его коня под другим, гораздо менее подходящим ему всадником, который был не кто иной, как корнет Стаббс, возглавлявший отряд. Будучи любителем лошадей, он недолго думая присвоил себе коня Голтспера по праву конфискации.
Гордясь возложенным на него ответственным делом, Стаббс важно гарцевал впереди отряда и, первым спустившись с моста, подъехал к толпе, собравшейся у харчевни. Ему показалось, что кое-кто встретил его угрюмым взглядом, но, в общем, это было скорее веселое и добродушное сборище.
Стаббсу, конечно, и в голову не могло прийти, что ему осмелятся преградить путь. Он был уверен, что толпа мгновенно расступится перед его мощным конем.
