Дерево оказалось громадной змеей.
След ее был хорошо виден на топкой почве; он был вдавлен полукругом, точно тут тащили круглое бревно или мачту. Но след пропадал в жидкой трясине, идти по которой было невозможно.
Но Фрикэ упорствовал. Топко, нельзя идти? Можно устроить гать из камышей и ветвей деревьев. Не оставлять же на произвол судьбы змею, которая только что проглотила человека с тремястами тысячами франков на шее.
Негры поняли желание Фрикэ. Они нарезали камышей, которые росли в изобилии по краям болота, связали их в пучки и принялись устилать ими трясину по змеиному следу.
Сначала они работали усердно, и камышовый настил протянулся на довольно значительное расстояние. Но вот им или надоело работать, или начала страшить встреча со змеей, только трудиться они стали все ленивее, и, наконец, работа совсем прекратилась.
Но это не входило в планы Барбантона.
Видя упорство своего друга, хотя и не понимая причины, по которой ему так понадобилась змея и ее жертва, он громко скомандовал:
— Стройся!.. Стой!.. Смиррно!..
Негры повиновались, как на ученье. Барбантон умел командовать, умел влиять на этих чернокожих и подчинять их своей воле. Они боялись блеска его серых глаз и слепо повиновались ему.
Он объяснил им частью, как умел сам, частью через переводчика-сенегальца, что от них требуется беспрекословное повиновение… Работа необходима, а стало быть, и обязательна. Пусть они работают по-военному, а не то…
Что "не то"? Что он мог сделать?
Барбантон забыл, что сам же вышел в отставку, что его генеральское прошлое рассеялось, как дым, что ему даже опереться не на кого, так как король, который облек его властью, больше не существует. И все-таки он приказал — и его послушались. Встав во главе отряда, Барбантон скомандовал:
— Марш!..
Пехотинцы превратились в саперов и двинулись в болото за своим командиром.
Работа снова закипела. Гать настилали и двигались по ней вперед. Но вот Фрикэ увидал перед собой примятый на большом пространстве камыш, словно тут прошло целое стадо гиппопотамов.
Он первый ступил на это место и вскрикнул от удивления. Перед ним шагах в пяти или шести лежали две черные ноги, покрытые роем разноцветных мух. Повыше колен виднелись два красных лоскутка — очевидно, то были остатки генеральского мундира, в котором щеголял Сунгойя.
Остальное тело было проглочено змеей.
Сама она находилась тут же на виду и доглатывала черного короля. Она его измяла, превратила в тесто, смочила всего слюной и начала глотать с головы. Операция была окончена на две трети. Оставались не проглоченными только ноги.
Что за страшилище! Какая голова! Какое туловище! Какие громадные размеры.
Фрикэ много видел, много читал на эту тему, но никогда не представлял себе ничего подобного.
В эту минуту змея была совершенно не опасна, потому что вся была набита пищей так, что могла даже лопнуть.
Процесс пищеварения еще не начался — тогда змеи впадают в полное оцепенение. Но челюстями уже действовать она не могла.
Зубы у змей, как известно, загнуты назад, так что, когда она ухватит крупную добычу, то не может от нее избавиться иначе, как проглотивши ее целиком, а процесс заглатывания совершается не сразу. Случается, что крупное животное, покрытое мухами, уже начинает разлагаться в той части, которая еще не проглочена змеей и не находится в ее пасти.
Фрикэ глядел на змею спокойно, с холодным любопытством. Жили в этом страшном пресмыкающемся только одни глаза — круглые, черные, маленькие, подвижные, как у птицы. Длинное тело медленно извивалось, совершая глотательные движения.
Но змея могла убить и хвостом. Поэтому Фрикэ решил покончить с ней. Приказавши всем отодвинуться, он спокойно подошел к ней, прицелился из винтовки и выстрелил.
Сквозь дым парижанин увидал, как что-то вдруг выпрямилось, словно мачта, и сейчас же рухнуло в трясину.
Бултых!.. Во все стороны полетели липкие, вонючие брызги. Фрикэ разглядел, что у змеи прострелен насквозь затылок. Шейные позвонки перебиты. Конечно, она была сражена насмерть сразу, но все-таки нашла силы на миг судорожно выпрямиться и только тогда уже упала. Такова их живучесть.
Парижанин стоял и смотрел на чудовищное пресмыкающееся, половина которого была погружена в ил.
Он позвал Барбантона, который сейчас же подошел со всеми неграми.
— Взгляните, жандарм, какого я червячка застрелил. Недурен, а?
— Да, она должна весить не меньше квинтала! {Центнер, или 100 кг.}
— А длина — не меньше двенадцати метров.
— И толщиной с бочку. Что же с ней делать?
— Ваши негры привяжут к ее шее лиану и вытащат из трясины, а кожу мы сдерем и подарим господину Андрэ… Мяса тут будет около ста килограммов. Не желают ли подданные Сунгойи взять его себе вместо слонины? Кажется, они едят змеиное мясо. Предложите им.
— Хорошо. А как быть с трупом Сунгойи?
— Я сам вытащу его из змеи, и потом мы его похороним.
— В этом я вам не помощник. Мне противно. Я не выдержу.
— Все зависит от нервов. Мне это нипочем.
Фрикэ подошел к мертвой змее, выломал ей тесаком челюсти, раздвинул их посредством деревяшки и вытащил тело Сунгойи. Черты лица еще можно было узнать.
На шее несчастной жертвы висел медальон в кожаном мешочке. Фрикэ оборвал цепочку и спрятал медальон в карман.
Более ему, в сущности, ничего не было нужно.
…Тело своего короля негры без дальнейших церемоний закопали в ил, а змею лианами вытащили из болота. Парижанину они помогли содрать с нее кожу, а мясо разрубили на куски, закоптили и унесли к себе в поселок.
На несколько дней они теперь были обеспечены продовольствием.
Фрикэ собрался домой. Мандинги очень упрашивали его и «генерала» остаться у них, но, разумеется, безуспешно.
Отъезжающие выбрали себе крепкую, просторную пирогу, устроили на ней навес из листьев, велели перенести в нее свой багаж и решили тронуться в путь в тот же день.
Три негра и сенегалец, из сухопутных капитанов, разжалованный в простые гребцы, заняли свои места, и вот все шестеро уже быстро мчались вниз по течению реки Рокелль.
Через четыре дня они вступали на Фритаунский рейд.
Барбантон по известным причинам не желал появляться на яхте, поэтому пироге было велено причалить к верфи, несмотря на то, что всюду еще развевался зловещий желтый флаг — на сигнальной мачте, на казармах и на больнице.
Вдруг Фрикэ вздрогнул и тревожно вскрикнул.
— Что с вами, дитя мое? — спросил Барбантон.
— Посмотрите! — отвечал юноша, указывая на изящный кораблик, стоявший на якоре в двух кабельтовых.
