Когда техасцы добрались до приисков Серкла, впереди оставалось еще два месяца хорошего сезона, который должен был закончиться только в начале сентября. Они со своим персоналом возобновили прекращенную эксплуатацию. Но, видимо, у техасцев была несчастливая рука, когда они приобретали эту залежь. Прибыли едва превышали издержки, и, если бы не кое-какие ресурсы, скопленные Хантером от удачной игры в карты, его компаньонам пришлось бы туго предстоящей зимой, все эти восемь месяцев в Клондайке.
Однако от забот о будущем их освободило одно обстоятельство, которое не удивило бы никого, кто знал характер и повадки этих людей.
Они были грубы, наглы и повсюду, где сталкивались с такими же золотодобытчиками, американцами или другими, затевали споры и драки. Бесцеремонно навязывая свою волю кому угодно, не признавая ничьих прав, ведя себя в самых разных местах совершенно одинаково, а именно как в завоеванной стране, они непрестанно навлекали на себя всякого рода неприятности. Уже известно, какой оборот приняли дела на приисках Фортимайлз. Еще до прибытия самих Хантера и Мэлоуна их люди со сто двадцать седьмого участка искали ссоры с рабочими сто двадцать девятого участка, и последующее личное присутствие техасцев лишь усугубило обстановку.
То же самое происходило и на прииске Берч-Крик. Они побаивались связываться с иностранцами, но соотечественникам сильно от них доставалось.
Однажды в дело пришлось даже вмешаться губернатору Аляски. Сначала полиция, потом суд. После стычки полицейских с людьми Хантера все — хозяева и рабочие — были арестованы, осуждены на десять месяцев и заключены в тюрьму Серкла.
Таким образом, техасцам с компаньонами уже не приходилось ломать голову, где провести зиму, да и вопрос о питании отпал. Власти решили, что нет никакого смысла транспортировать их в Ситку, столицу Аляски, и их оставили отбывать наказание в Серкле.
Хантеру и Мэлоуну не удалось, следовательно, предаваться разным удовольствиям, чтобы скоротать зимнее пребывание в Ванкувере, Скагуэе или Доусоне, и присутствие обоих техасцев, по-своему знаменитых и почитаемых, не было отмечено ни в одном из трех городов.
В тюрьме у Хантера и Мэлоуна было достаточно времени поразмышлять о будущем. Как они поступят со своим персоналом и что будет делать сам персонал, когда всех выпустят из тюрьмы? Они больше не надеялись возобновить эксплуатацию прииска на Фортимайлз, а участок под Серклом давал крайне мало. Их денежные ресурсы быстро истощатся, если они не отыщут прибыльную залежь. Свободные от всего, что они считали предрассудками, и от всяких моральных устоев, техасцы все же понимали, что не должны показывать своего затруднительного положения. Их компаньоны сделают все, чего они пожелают, и пойдут с ними куда угодно, пусть даже в самые отдаленные места Аляски или доминиона, лишь бы не возвращаться в родные края, которые они, по всей вероятности, покинули под страхом судебного преследования.
Да, Хантер и Мэлоун были уверены в преданности этой банды авантюристов, которую они сколотили несколько лет тому назад. Правда, на сей раз им не повезло. Аляскинская полиция была не менее строга, чем канадская. Техасцев на какое-то время обезвредили и избавили от них страну. Но срок заключения кончался как раз с наступлением хорошего сезона. Так что же они будут делать, получив свободу? Представится ли случай получить выгоду и даже обогатиться?
Такой случай представился, и вот при каких обстоятельствах.
Среди заключенных тюрьмы, где держали техасцев, Хантер заприметил одного индейца по имени Красак. Тот тоже приглядывался к Хантеру. Вполне обычная вещь: мошенники, симпатизирующие друг другу и оценивающие возможности вероятного партнера. Оба они быстро начали понимать один другого, и между ними установилось подобие дружбы.
Красаку было лет пятьдесят, он был коренаст, крепок, взгляд жесток, физиономия зверская — в общем, он не мог не понравиться Хантеру и Мэлоуну.
Индеец был осужден за кражу, и ему предстояло провести в тюрьме еще несколько лет. Он родился на Аляске и хорошо знал весь край, который исходил вдоль и поперек с самого детства. Он мог бы стать превосходным проводником, и к его осведомленности и опыту обращались бы многие, если бы его вид и повадки не внушали недоверия, вполне оправданного, между прочим. Золотоискатели, на службу к которым он поступал, всегда потом сожалели об этом, и за значительную кражу как раз на разработках Берч-Крик он и попал в тюрьму Серкла.
В первые месяцы знакомства Хантер и индеец довольно сдержанно относились друг к другу. Они взаимно приглядывались. Хантер чувствовал, что Красак хочет что-то сообщить ему, и ждал. И он не ошибся, рассчитывая на то, что индеец, не раз побывавший практически во всех северных районах Аляски и доминиона, может быть полезен и даст нужные сведения об этих землях.
Однажды индеец заговорил с ним о своем путешествии по почти неизвестной части Северной Америки, когда он служил проводником агентам Компании Гудзонова залива. Это была местность между Форт-Юконом, Поркьюпайном, Форт-Мак-Ферсоном и Ледовитым океаном.
Хантера, разумеется, интересовало, попадаются ли золотоносные места за Полярным кругом. Он уже знал кое-что из рассказов других индейцев, и, может быть, Красак расскажет ему кое о чем поточнее.
Между тем индеец вынашивал собственный замысел, для исполнения которого требовалось участие техасцев. Хантер и его компаньоны будут освобождены через несколько месяцев, а он должен провести в тюрьме несколько лет. Поэтому он хотел сделать так, чтобы Хантеру было выгодно помочь ему бежать. Одному ему это вряд ли удалось бы, но при содействии сообщников за стенами тюрьмы попытка имела бы хорошие шансы увенчаться успехом.
Отсюда со всей логикой следует, что Красак рассказал Хантеру ровно столько, сколько нужно было для возбуждения его жадности, и не более. Кстати сказать, он довольно внятно изъяснялся по-английски, научившись этому, когда служил Компании Гудзонова залива.
— Да, — сказал он в один прекрасный день, — на севере, по соседству с океаном, золота полно, и очень скоро у побережья будут копаться тысячи золотодобытчиков.
— Что ж, — ответил Хантер, — надо сделать одну-единственную вещь: опередить их.
— Конечно, — согласился Красак, — но надо еще в точности знать, где находятся залежи.
— А ты знаешь?
— Некоторые знаю, но местность там трудная и сложная. Можно бродить месяцами и проходить рядом с золотом, не замечая его. Вот если бы я был свободен…
Хантер поглядел ему прямо в глаза:
— И что бы ты тогда сделал?
— Я пошел бы туда, куда направлялся, когда меня схватили.
— Схватили за несчастный самородочек, который ты подобрал на прииске и решил присвоить.
— Самородки принадлежат всем и каждому, — торжественно произнес индеец.
— Это, конечно, так, — поддержал Хантер, стремясь побудить его на продолжение разговора, — но только тогда, когда никто другой их еще не нашел.
— Нет, и такие тоже, — возразил индеец, имевший свои собственные представления о праве собственности. — Но я за это угодил в тюрьму, вот в эту самую. Эх, если бы я был на свободе!
