— Отменная уха, а ты — отменная стряпуха. Дай, поцелую.
Гардиния не отстранилась, когда губы Оркаса коснулись ее.
— Что-то ты бледная который день.
Чмокнув девушку, Оркас встал, еще раз прошелся по комнате. Половицы в одном месте скрипнули.
— Хорошо отец твой дом ставил. Долгую службу сослужит. Только вот пол поменять придется. Могу плотников прислать.
Девушка пожала плечом.
— Пришли.
— Жаль, что отец твой погиб. Дела обсудить не с кем по-мужски. Я сейчас хочу новый амбар строить, но отдельно от отца. Для начала у меня свои деньги есть…
— Про такое с матушкой разговаривай. Она всем добром пока распоряжается.
— Хорошо. С матушкой так с матушкой.
Оркас выглянул в окно, провез одобрительным взглядом по крепким ставням, по двору…
Гардиния же становилась все более хмурой. Что-то было не так. Вроде бы все хорошо и все же все совсем не так. Не так, как раньше. Михас тоже смотрел, спрашивал, но смотрел как-то по-другому. И все ее радовало и грело. Но она никак не может понять… Словно…словно…
— Вышиваешь сама?
— Да.
— И вот эти полотенца? Сама вышивала?
— Сама.
Оркас остановился, потрогал материал.
— Хорошо получилось. Красиво.
Словно зацепка, которую она все искала, и никак не могла найти выскочила наружу, и все сразу стало на свои места. Все, что ее окружало, интересовало Михаса, потому что делала это именно она, часть ее была в том, и потому было важным и ценным для него. Для Оркаса — нет. Тот смотрел на вещь и видел лишь красивую и полезную вещь и в том видел ценность, — вот в чем разница! Но почему…
Оркас спиной почувствовал настойчивый взгляд, растерянно обернулся. Неожиданно девушка подошла к нему совсем близко, пытливо всмотрелась новому жениху в глаза, стараясь проникнуть в его душу, увидеть то, что…
— Ты же меня не любишь, — медленно, удивленная собственным открытием, проговорила она и отступила назад.
— Почему? Люблю!
— Это не так.
Оркас крепко схватил ее за плечи, прижал к себе. Она чуть вздохнула. Отстранилась. Отвернулась к окну.
— Ты просто создана для меня!
Она снова внимательно всмотрелась в его лицо… Что-то промелькнуло, как искра… Бледная тень…
— Смотри, что я тебе привез! Смотри! Разве я тебя не люблю?
В ее руках оказалось плетение из бисера.
— К сарафану пришить можно или к чему там…Я ваших женских хитростей не знаю…
Он силой прижался к ее губам. В этот момент в столовую зашла мать. Весело подмигнув, та стала убирать со стола. Гардиния отшатнулась, сильно помрачнела.
И мать и жених старалась изо всех сил, стараясь ей угодить. Оркас каждый день приезжал с подарками, явствами, каких в их селе и не видывали. Все дивились. Невеста же сначала пробовала, затем отдвигала новое кушанье в сторону. Или вообще отворачивалась. Все чаще мать заставала дочь в слезах.
Глава 33
Гардиния сидела на лавке возле окна и вышивала. Рыжий кот терся возле ног и мурлыкал. Пелагея тоже находилась рядом, — сильным движением раскатывала чистое белье по столу. Огромная корзина стояла возле ножки стола. Несколько раз мать бросала беспокойный взгляд на дочь, — с утра та и слова ни молвила. За последний месяц дочь стала сама на себя не похожа. Если раньше ходила бледная, но с горящим взором, то сейчас и тот потух. Что с ней творится?
Равнодушный взор Гардинии упал на шкатулку с драгоценностями. Она подошла, открыла крышку, одела ожерелье. Затем наклонилась к зеркалу.
Мать облегченно выдохнула, скороговоркой начала:
— Что за чудо, скажи… Большой мастер делал и видно, что денег баснословных стоит. А ты в нем даже краше становишься. Да-да. Правда, люди говорят, что не украшение красит человека, а наоборот, только пустое все это. Как же не украшает? Ты в этом ожерелье на заморскую королеву сразу становишься похожа. Нам богами надлежит красоту создавать и глаз мужской радовать. Подарки они всегда другого человека располагают к себе, что ни говори. Любая женщина украшениям рада; на то мы и женщины.
Гардиния печально вздохнула, с болью произнесла:
— Да…но не от сердца подарки те… И радости никакой нет мне для Оркаса рядиться… Словно покупают меня, матушка… уже купили…
— Ладно, глупости то болтать! Оркас — хороший человек, прекрасным мужем будет. Он даст тебе все, о чем только мечтать можно. Одно это ожерелье — целое состояние стоит. Неужели бы он одарил так кого попало? Видимо, высоко ценит тебя жених. Ты — женщина красивая, заслуживаешь и большего. Дочка, ты сделала правильный выбор, даже не сомневайся. Этот мужчина даст твоей красоте достойную оправу. Ну и что, что любви у тебя к нему большой нет. Что любовь? Приятное дополнение к благополучию и достатку. А знаешь, почему не любишь? А все потому, что Михаса своего никак не забудешь. Но Михас твой — сон. Сон пройдет и что останется? Придет любовь и твоя к Оркасу, пусть позже… Ты пока не любишь, зато Оркас вон как на тебя смотрит!
— Как?
— С желанием и страстью. А любовь, — она лишь глаза застилает. Может и ни к чему она женщине в браке то…
Крышка шкатулки резко захлопнулась.
— Матушка, о чем ты говоришь? Противно мне… Что ты, что он — в одну дуду поете… Что ты, торговка на ярмарке, чтобы продавать мою красоту, да подороже?! Зачем мне эта красота? Зачем она мне? У меня БЫЛО все, — всхлипнула девушка. — Михас любил меня! Понимаешь? Ничего не даст мне Оркас! Ничего! Никогда Оркас для меня и пальцем не пошевелит, а сделает — так в тягость ему та услуга будет. И мне в тягость. За всю жизнь не увижу я от мужа своего ни искренней заботы, ни ласки, ни нежности. И каждый день мне с ним будет постыл, как и он сам! Что же я наделала…
Гардиния в чем была, выскочила на крыльцо. Осенний холодный ветер ударил по лицу, продрался сквозь тонкую ткань одежды, но она ничего не замечала. Стрелой полетела к ручью, крикнула несколько раз дорогое имя, оглянулась. Тишина. Как сумрачно и невесело вокруг. Гардиния поняла, что находится на том самом месте, где они сидели с Михасом, наслаждаясь журчанием воды и единением. Но как все изменилось! Все не так. Воспоминания об их любви, страсти любимого украшали этот островок и теперь навсегда превратились в прошлое. Осознание пустоты, потери нахлынуло и закрутило в мощный водоворот. Тошнотой подкатило к горлу. Что же она действительно натворила…
Девушка вытерла набежавшие слезы, взглянула в сторону леса. Может, он там? Если удастся, оставит ему весточку. Или «о, чудо!» он сам явится к ней. Явится и простит. Если любит — простит. Ведь он любит ее, — в этом сомнений быть не может. Надежда загоралась в сердце, — Гардиния что есть сил поспешила к старому дуплу… Здесь остановилась, чтобы перевести дух. Как тихо! Снова тишина. Только листья кружатся в мертвом танце, опадая. Удары сердца колоколом отзывались в ушах. Она набралась смелости и негромко позвала. Прислушалась. Чуда не случилось. Никто на ее зов не явился. Она позвала громче. Ответа не было. Только лесное эхо вторило ей «Михас, Михас…».
