Том встал рядом, прижался лбом к стеклу, чтобы не мешали
блики, прищурился, стараясь разглядеть вестибюль. С севера, определенно из
Логана, донесся еще один чудовищный взрыв, но на этот раз Клай только
поморщился. А Том Маккорт не отреагировал вовсе. Тома куда больше интересовало
то, что он смог разглядеть внутри.
— Мертвый мужчина на полу, — наконец объявил он. — В
униформе, но староват для коридорного.
— Мне не нужен человек, чтобы нести мой гребаный багаж, —
фыркнул Клай. — Я просто хочу подняться в свой номер.
Том издал какой-то странный звук. Клай подумал, что
коротышка вновь плачет, но потом понял, что тот давится от смеха.
В вестибюль вели двойные двери с большими стеклянными
панелями. На одной панели красовалась правдивая надпись: «АТЛАНТИК-АВЕНЮ ИНН»,
на другой — откровенно лживая: «ЛУЧШИЙ ОТЕЛЬ БОСТОНА». Том принялся стучать
ладонью по левой стеклянной панели, между надписью «ЛУЧШИЙ ОТЕЛЬ БОСТОНА» и
рядом изображений карточек кредитных систем, которые принимали в отеле.
Теперь и Клай приник лбом к стеклу. Вестибюль размерами не
поражал. Слева находилась регистрационная стойка, справа — два л??фта. Пол
устилал красный ковер. Старик в униформе лежал на нем, лицом вниз, одной ногой
на диване, а зад ему прикрывала взятая в рамку репродукция, отпечатанная
компанией «Каррье-и-Ивс»: плывущий по синему морю парусник.
Хорошее настроение Клая улетучилось как дым, а когда Том со
шлепков ладонью перешел на стук кулаком, перехватил его руку.
— Не усердствуй. Они не собираются нас пускать, даже если
живы и в здравом уме. — Он обдумал собственные слова, кивнул: — Особенно если в
здравом уме.
Том в изумлении уставился на него.
— Ты так ничего и не понял, да?
— Что? Чего не понял?
— Времена переменились. Они не могут нас не пустить. — Он
вырвал руку из пальцев Клая, но стучать больше не стал, вновь прижался лбом к
стеклу и закричал (Клай подумал, что для такого коротышки голос у него очень
даже крикливый): — Эй! Эй, кто-нибудь!
Ему не ответили. В вестибюле ничего не изменилось. Старик
коридорный по-прежнему лежал мертвым с картиной на заду.
— Эй, если вы здесь, вам лучше открыть дверь! Мужчина,
который со мной, оплатил номер в этом отеле, а я — его гость. Откройте, а не то
я возьму бордюрный камень и разобью стекло! Слышите меня?
— Бордюрный камень? — Клая разобрал смех. — Ты сказал,
бордюрный камень? Это круто. — Он смеялся все громче. Ничего не мог с собой
поделать. А потом краем глаза уловил движение слева. Повернул голову и увидел
девушку-подростка, которая стояла чуть дальше по улице. Смотрела синими глазами
загнанного зверька. На ней было белое платье с большим пятном крови на груди.
Кровь также запеклась у нее под носом, на губах, подбородке. Других ран, помимо
разбитого носа, вроде бы не было, и выглядела она не безумной, только
потрясенной. Потрясенной чуть ли не до смерти.
— С тобой все в порядке? — спросил Клай. Шагнул к ней, и она
синхронно отступила на шаг. С учетом сложившихся обстоятельств винить в этом он
ее не мог. Он остановился, но поднял руку, совсем как регулировщик: — Стоп!
Том огляделся, вновь застучал кулаком по стеклу, да так
сильно, что оно задребезжало в деревянной раме, а отражение Тома затряслось.
— Последнее предупреждение, потом мы войдем сами!
Клай повернулся к нему, чтобы сказать, что словами здесь
никого не проймешь, особенно в такой день, и тут над регистрационной стойкой
начала медленно подниматься лысая голова. Клай узнал голову еще до того, как
появилось лицо. Она принадлежала портье, который вчера зарегистрировал его в
отеле и поставил печать на пропуске на автомобильную стоянку, расположенную в
квартале от «Атлантик-авеню инн». Он же утром объяснил ему, как пройти к отелю
«Копли-сквер».
Портье никак не хотелось выходить из-за стойки, но Клай
приложил к стеклу ключ от номера вместе с зеленой пластиковой биркой отеля.
Другой рукой поднял портфель, в надежде, что портье сможет его узнать.
Может, он и узнал. А скорее решил, что выбора у него нет. В
любом случае он вышел из-за стойки и быстрым шагом направился к двери, обходя
тело по широкой дуге. И Клай Ридделл признал, что впервые в жизни видит
стремительное действо, совершаемое с крайней неохотой. Когда портье добрался до
двери, он перевел взгляд с Клая на Тома, потом вновь посмотрел на Клая. И
пусть, судя по выражению лица, увиденное его не успокоило, достал из кармана
связку ключей, быстро перебрал, нашел нужный и вставил в замочную скважину.
Когда Том потянулся к ручке, лысый портье поднял руку, точно так же, как
поднимал ее Клай, обращаясь к окровавленной девушке, которая стояла неподалеку.
Портье нашел второй ключ, открыл им другой замок, а потом и дверь.
— Заходите, — сказал он. — Быстро, — и тут увидел девушку,
которая держалась в отдалении, но внимательно наблюдала за происходящим. — Без
нее.
— С ней, — возразил Клай. — Заходи, лапочка.
Но девушка не зашла. А когда Клай шагнул к ней, развернулась
и убежала, с развевающимся за спиной подолом платья.
8
— Ее там могут убить, — озаботился Клай.
— Не моя проблема. — Портье пожал плечами. — Так вы
заходите, мистер Риддл или нет? — говорил он с бостонским выговором, а не с
рабочим с примесью юга, более привычным Клаю по штату Мэн, где каждый третий
встреченный вами человек был выходцем из Массачусетса, но суетливо заявлял, что
хотел бы быть выходцем из Британии.
— Я — Ридделл. — Он собирался войти, все так, и этот лысый
не смог бы оставить его на улице, раз уж открыл дверь, но на какое-то время
Клай задержался на тротуаре, глядя вслед девушке.
— Пошли, — раздался рядом спокойный голос Тома. — Ничего не
поделаешь.
И он был прав. Ничего они поделать не могли. В этом-то и был
ужас. Следом за Томом он прошел в вестибюль, а портье тут же запер двойные
двери отеля «Атлантик-авеню инн» на два замка, словно замки эти могли уберечь
их от хаоса на улицах.
9
— Это Франклин. — Портье вел их в обход мужчины в униформе,
который лежал на полу лицом вниз.
— Староват для коридорного, — сказал Том, всматриваясь в
вестибюль сквозь тонированное стекло, и Клай подумал, что так оно и есть.
Убитый был невысокого росточка, с роскошными седыми волосами. К несчастью для
Франклина, голову, на которой волосы, вероятно, еще росли (волосы и ногти не
сразу понимали, что человек уже умер, что-то такое он где-то читал), развернуло
под очень уж большим углом к телу, как голову повешенного.