26
Клай и Том соседствовали в маленькой спальне на третьем
этаже. Алисе выделили единственную оставшуюся на втором. Когда Клай снимал
кроссовки, в дверь тихонько постучали, и в спальню, не дожидаясь ответа, вошел
директор. На скулах горели два пятна румянца, но в остальном лицо было
мертвенно-бледным.
— Вы в порядке? — Клай встал. — Все-таки сердце, да?
— Я рад, что вы задали этот вопрос, — ответил директор. — У
меня не было уверенности, что посаженное мною зернышко дало всходы, но, похоже,
дало. — Он обернулся, посмотрел в коридор, потом прикрыл дверь концом трости. —
Слушайте внимательно, мистер Ридделл… Клай… и не задавайте вопросов, если
только не сочтете, что без них совершенно невозможно обойтись. Я собираюсь
сделать так, чтобы во второй половине этого дня или ранним вечером меня нашли
мертвым в постели, и вы скажете, что, разумеется, у меня не выдержало сердце, а
причиной стало то, что мы сделали прошлой ночью. Вы понимаете?
Клай кивнул. Он понимал, но сдержал протесты, готовые
сорваться с кончика языка. Они были бы уместны в прежнем мире, но не в этом. Он
знал, почему директор предлагал то, что предлагал.
— Если Джордан заподозрит, что я покончил с собой, чтобы
освободить его от священной обязанности, как он, с присущей мальчишкам
восторженностью, себе это представляет, он тоже может наложить на себя руки.
Или по меньшей мере впадет, как говорили взрослые в моем детстве, в черную
тоску. В любом случае он будет глубоко скорбеть обо мне, но это допустимо. А
вот убежденность в том, что я покончил жизнь самоубийством, не позволит ему
покинуть Гейтен. Вы это понимаете?
— Да, — кивнул Клай, потом добавил: — Сэр, подождите еще
один день. То, о чем вы думаете… может, без этого можно обойтись. Может, нам
удастся выпутаться. — Он в это не верил, да и в любом случае Ардай собирался
осуществить задуманное, эта решимость читалась в осунувшемся лице директора,
плотно сжатых губах, блеске глаз. И попытался еще раз: — Подождите еще день.
Может, никто и не придет.
— Вы слышали эти крики, — ответил директор. — Это была
ярость. Они придут.
— Возможно, но…
Директор поднял трость, останавливая его.
— А если они придут, если они могут читать не только мысли
друг друга, но и наши с вами, что они прочтут в ваших, если еще будет что
читать?
Клай не ответил, лишь не сводил глаз с лица директора.
— Даже если они не могут читать мысли, что вы предлагаете? —
продолжил директор. — Оставаться здесь, день за днем, неделю за неделей? До
белых мух? Пока я не умру от старости? Мой отец прожил девяносто семь лет. А у
вас жена и ребенок.
— С моей женой и ребенком или все в порядке, или нет. На
этот счет я все для себя решил.
Он, конечно, солгал, и, возможно, Ардай понял это по лицу
Клая, потому что улыбнулся.
— И вы верите, что ваш сын тоже все для себя решил, не зная,
жив ли его отец, умер или сошел с ума? По прошествии одной недели?
— Это удар ниже пояса. — Голос Клая дрогнул.
— Правда? Я не знал, что у нас поединок. В любом случае
рефери нет. Нет никого, кроме нас, петушков. — Директор коротко глянул на
закрытую дверь, вновь перевел взгляд на Клая. — Уравнение очень простое. Вы не
можете остаться, а я не могу уйти. И будет лучше, если Джордан уйдет с вами.
— По превращать вас в лошадь со сломанной ногой…
— Вот уж нет, — прервал его директор. — Лошади не практикуют
эвтаназию в отличие от людей. — Дверь открылась, вошел Том, а директор
практически без паузы продолжил: — А вы никогда не пробовали заняться
иллюстрациями, Клай? Я про книги?
— Мой стиль слишком кричащий для большинства издательств.
Впрочем, я сделал несколько обложек для маленьких издательств, которые
специализируются на фэнтези, таких как «Грант» и «Юлалия». Иллюстрировал также
марсианские романы Эдгара Райса Берроуза.
— Молодец! — воскликнул директор и энергично взмахнул
тростью. Тут же потер солнечное сплетение и поморщился. — Чертова изжога!
Извините, Том… заглянул на минутку поболтать, прежде чем улечься в постель.
— Пустяки. — Том проводил его взглядом. Когда стук трости об
пол показал, что директор отошел достаточно далеко и его не услышит, повернулся
к Клаю. — Ему нездоровится? Он такой бледный…
— Я думаю, все с ним в порядке. — Клай указал на лицо Тома.
— Вроде бы ты собирался сбрить оставшуюся половину усов.
— Решил не делать этого в присутствии Алисы. Мне она
нравится, но иногда бывает просто ужасной.
— Это всего лишь паранойя.
— Спасибо, Клай, за напоминание. Прошла всего неделя, а мне
уже недостает моего психоаналитика.
— В сочетании с комплексом вины и манией величия. — Клай
улегся на одну из двух узких кроватей, закинул руки за голову, уставился в
потолок.
— Ты жалеешь, что мы не ушли отсюда, так? — спросил Том.
— Будь уверен, — отвечал он ровным, бесстрастным голосом.
— Все будет хорошо, Клай. Вот увидишь.
— Ты так говоришь, но у тебя комплекс вины и мания величия.
— Это правильно, — согласился Том, — но примерно каждые
шесть недель они сменяются низкой самооценкой и менструацией эго
[106]
. Да и в
любом случае…
— …уже слишком поздно, по крайней мере для этого дня, —
закончил Клай.
— Совершенно верно.
Эти слова подвели черту. Том, впрочем, сказал что-то еще, но
Клай уловил только: «Джордан думает…» — а потом вырубился.
27
Клай проснулся, крича, или поначалу решил, что кричит.
Бросил дикий взгляд на вторую кровать, где Том сладко спал, положив что-то,
возможно, кухонное полотенце, на глаза, и понял, что крик звучал только в его
голове. Возможно, какая-то часть этого крика и сорвалась с губ, но недостаточно
громкая, чтобы разбудить соседа по комнате.
О темноте речи быть не могло, откуда ей взяться во второй
половине дня, но Том, перед тем как лечь спать, затянул занавески, поэтому в
комнате царил сумрак. Какое-то время Клай не шевелился, лежал на спине с
пересохшим, будто туда насыпали опилок, ртом и гулко бьющимся в груди сердцем,
удары которого отдавались в ушах, словно приглушенные бегущие шаги. А в
остальном дом накрыла тишина. Они, возможно, еще не сумели полностью перейти на
ночной образ жизни, но прошлая ночь вымотала всех донельзя, и в этот момент
никакого шевеления в Читэм-Лодж Клай не слышал. Снаружи пела какая-то птица, а
где-то далеко (не в Гейтене, подумал Клай) продолжала выть какая-то упрямая
сирена.
