— Не вздумай шутить, — говорил Том, не поднимая головы. — Я
ценю то, что ты сделал наверху… сам бы никогда не смог этого сделать, но сейчас
не потерплю никаких шуток, даже самой безобидной, как в «Уилле и Грейс»
[110]
. Я
едва держусь.
— Конечно, — ответил Клай. Шутить-то у него и в мыслях не
было. Что же касается сделанного наверху… что ж, авторучку следовало вынуть из
глаза. Не могли же они оставить ее там. Вот Клай и вынул. Вытаскивая, смотрел в
угол кабинета, стараясь не думать о том, что делает, и не задаваться вопросом,
а почему она так крепко сидит. По большей части ему это удалось, но авторучка
заскрежетала по глазнице старика, когда уже подалась и пришла в движение,
вылезла с чавкающим звуком, а потом еще с пера что-то шмякнулось на стол. Он
подумал, что звуки эти будет помнить до конца жизни, но ручку он все-таки
вытащил, а на тот момент это было самым важным.
Снаружи около тысячи мобилопсихов стояли на лужайке между
дымящимися руинами футбольного стадиона и Читэм-Лодж. Стояли большую часть
второй половины дня. Потом, около пяти часов, все стадо молчаливо двинулось в
сторону центра Гейтена. Клай и Том вынесли завернутое в саван тело директора по
черной лестнице и положили на заднее крыльцо. Четверка выживших собралась на
кухне. Они поели (по их новому распорядку дня — позавтракали), когда тени
начали быстро удлиняться.
Джордан ел на удивление хорошо. Щеки его горели румянцем,
рот не закрывался. Он вспоминал о своей жизни в Гептенской академии, о влиянии,
которое директор Ардай оказал на сердце и ум не имеющего друзей, обращенного в
себя компьютерного фаната из маленького, американского городка. От яркости
воспоминаний Клаю все больше становилось не по себе, а поймав взгляды Алисы и
Тома, он понял, что и они испытывают те же чувства. В том, что у Джордана едет
крыша, сомнений быть не могло, но что с этим делать, они не знали и едва ли
могли направить его к психиатру.
В какой-то момент, когда уже совсем стемнело, Том предложил
Джордану прилечь. Мальчик сказал, что приляжет, но лишь после того, как они
похоронят директора. Они должны вырыть могилу на огороде за Читэм-Лодж, сказал
им Джордан. Добавив, что свои огородные грядки директор называл «сад победы»,
хотя так и не объяснил Джордану почему.
— Хоронить его нужно там. — Джордан улыбался. Щеки его
горели. Глубоко завалившиеся глаза сверкали… вдохновением, весельем, безумием…
или всем вместе. — Не только потому, что земля на огороде мягкая, просто то
место он любил больше других… я имею в виду, вне этих стен. Что скажете? Они
ушли, ночью они не ходят, в этом ничего не изменилось, и мы можем вырыть могилу
при свете газовых ламп. Что вы скажете?
Ответил Том после долгой паузы:
— А лопаты есть?
— Будьте уверены, в сарае садовника. Вам даже не придется
идти в теплицы, — и Джордан рассмеялся.
— Так давайте это сделаем, — сказала Алиса. — Похороним его
и покончим с этим.
— А потом ты отдохнешь. — Клай смотрел на Джордана.
— Конечно, конечно! — нетерпеливо выкрикнул Джордан. Вскочил
со стула и закружил по кухне. — Пойдемте! — словно звал их поиграть в салки.
И они вырыли могилу на огороде директора за Читэм-Лодж и
похоронили его среди фасоли и помидоров. Том и Клай опустили завернутое в саван
тело в черную дыру глубиной три фута. Пока они рыли могилу, им было тепло, но,
едва с этим покончив, поняли, что ночь холодная, чуть ли не морозная. Над
головой ярко сверкали звезды, но по Академическому склону уже поднимался туман.
Академическая авеню практически скрылась в этом белом приливе. Только коньки
крыш самых высоких домов еще виднелись над его поверхностью.
— Как жаль, что я не знаю хороших стихов. — Щеки Джордана
раскраснелись еще больше, но глаза уже не сверкали, спрятавшись в черных
пещерах, и он дрожал, несмотря на два надетых на него свитера. У губ при выдохе
клубился пар. — Директор любил поэзию, он думал, что лучше поэзии ничего нет.
Он был… — Голос Джордана, такой веселый весь этот вечер, наконец-то сломался. —
Он был абсолютным представителем старой школы.
Алиса прижала его к себе. Джордан попытался вырваться, потом
сдался.
— Вот что я тебе скажу. — Том посмотрел на мальчика. — Давай
мы его укроем… укроем от холода… а потом я почитаю ему стихи. Идет?
— Вы действительно знаете стихи на память?
— Действительно знаю.
— Вы такой умный, Том. Спасибо, — и Джордан благодарно и
вымученно улыбнулся.
Могилу они закидали быстро, хотя в конце понадобилось взять
грунт с других грядок, чтобы поднять холмик над уровнем земли. К тому времени,
когда они закончили, Клай снова вспотел, и в нос бил запах собственного пота. О
душе же не приходилось и мечтать.
Алиса пыталась удерживать Джордана, но он вырвался и голыми
руками бросал землю в могилу. И когда Клай боковой поверхностью лопаты
выравнивал края, глаза мальчика уже остекленели от усталости, и его качало,
словно пьяного.
Тем не менее он посмотрел на Тома.
— Давайте. Вы обещали. — Клай ожидал, что Джордан добавит:
«И пусть это будет хороший стих, сеньор, а не то будет вам пуля», — с
характерным выговором бандита-убийцы из какого-нибудь вестерна Сэма
Пекинпа
[111]
.
Том встал у могилы, Клай подумал, что там, где покоилась
голова, но от усталости точно вспомнить не мог. Чего там, он не мог вспомнить,
как звали директора, Чарльз или Роберт. Щупальца тумана уже охватывали стопы и
лодыжки Тома, пробирались между высохших стеблей фасоли. Он снял бейсболку. Обнажила
голову и Алиса. Клай поднял руку к голове, прежде чем вспомнил, что она и так
непокрытая.
— Это правильно! — воскликнул Джордан. Он улыбался. — Шляпы
долой! Шляпы долой в честь директора. — Сам он был без головного убора, но снял
воображаемую шляпу и подбросил в воздух, вновь заставив Клая испугаться за его
психику. — А теперь стихотворение. Давайте, Том!
— Хорошо, — кивнул Том, — только ты должен стоять тихо.
Выкажи уважение.
Джордан приложил палец к губам, показывая, что все понимает,
и по рвущему сердце горю в глазах над поднятым пальцем Клай понял, что мальчик
еще не лишился разума. Друга — да, но не разума.
Клай ждал, его интересовал выбор Тома. Он ожидал услышать
что-нибудь из Фроста, может, даже из Шекспира (директор наверняка одобрил бы
Шекспира, даже «Когда мы снова встретимся втроем»), а может, даже что-нибудь
свое, небольшой экспромт от Тома Маккорта. Чего он никак не ожидал, так это
размеренных строк молитвы, слетевшей с губ Тома.
