ПРИДИ И ЗЕБЕРИ МЕНЯ.
Я люблю тебя всем Сердцем,
Твой сын,
Джон Гейвин Гидделл.
Даже узнав про Шарон, Клай держался, пока не прочитал: «Я
люблю тебя всем Сердцем». Может, и тут совладал бы с нервами, если бы не
заглавное С. Он поцеловал подпись своего двенадцатилетнего сына, посмотрел на
доску объявлений (глаза его уже мало что видели, перед ними все двоилось,
троилось, перемешивалось) и из груди исторгся крик боли. Том и Джордан
прибежали тут же.
— Что, Клай? — спросил Том. — Что? — увидел листок бумаги,
разлинованный желтый листок из блокнота, и выхватил из руки Клая. На пару с
Джорданом они прочитали записку Джонни.
— Я иду в Кашвак. — Голос у Клая сел.
— Клай, возможно, это не самая лучшая идея, — осторожно
заметил Джордан. — С учетом того, что мы сделали в Гейтенской академии.
— Мне без разницы. Я иду в Кашвак. Я должен найти своего
сына.
6
Беженцы, укрывшиеся в муниципалитете Кент-Понда, оставили
немало припасов после того, как отправились, вероятно, все вместе, в ТР-90 и
Кашвак. Клай, Том и Джордан поели консервированного куриного салата с черствым
хлебом, на десерт открыли банки с фруктовым салатом.
Когда они поели, Том наклонился к Джордану и что-то ему
шепнул. Мальчик кивнул. Оба встали.
— Не будешь возражать, если мы выйдем на пару минут, Клай?
Нам с Джорданом нужно кое-что обсудить.
Клай кивнул. Как только они ушли, он открыл еще одну банку с
фруктовым салатом и прочитал записку Джонни в девятый или десятый раз.
Собственно, он и так уже помнил ее наизусть. Так же четко он помнил и смерть
Алисы, только случилось это как будто в другой жизни, с другим Клайтоном
Ридделлом. С более ранним, черновым вариантом, что ли.
Он доел салат и уже убирал письмо в карман, когда из
коридора появились Том и Джордан, словно адвокаты, вышедшие посовещаться во
время судебного заседания, как в те дни, когда еще были адвокаты. Том вновь
обнял Джордана за узкие плечи. Радости на лицах не читалось, но выглядели они
спокойными и сосредоточенными.
— Клай, — начал Том, — мы все обсудили и…
— Вы не хотите идти со мной, я вас очень хорошо понимаю.
— Я знаю, это ваш сын и все такое, — заговорил Джордан, —
но…
— И ты знаешь, он — единственное, что у меня осталось. Его
мать… — С губ Клая сорвался короткий, лишенный веселья смешок. — Его мать.
Шарон. Нет, это просто ирония судьбы. После всех моих волнений о том, что эта
чертова маленькая красная гремучая змея укусит его… Будь у меня выбор, я бы
выбрал ее. — Вот, он высказался. Словно из горла выскочил кусок мяса, который
мог перегородить гортань. — И знаешь, что я теперь чувствую? Будто я предложил
дьяволу сделку, и дьявол пошел мне навстречу.
Том его признание проигнорировал. Когда заговорил, тщательно
подбирал слова, чтобы Клай не взорвался, как неразведанное минное поле:
— Они нас ненавидят. Они начали с того, что ненавидели всех,
а теперь перешли во вторую фазу и ненавидят только нас. Что бы ни происходило в
Кашваке, идея принадлежала им, а потому ничего хорошего ждать не приходится.
— Если они переходят на какой-то более высокий уровень
перезагрузки, они, возможно, доберутся до уровня «живи-и-давай-жить-другим», —
ответил Клай. Уговоры не имели смысла, и они оба не могли этого не понимать. Он
должен идти в Кашвак.
— Я в этом сомневаюсь, — покачал головой Джордан. — Помните,
что вы говорили о желобе к бойне?
— Клай, мы — норми, и это первый страйк, — гнул свое Том. —
Мы сожгли одно из их стад, и это второй и третий страйки
[127]
вместе взятые.
«Живи и давай жить другим» к нам не относится.
— Как это может к нам относиться? — добавил Джордан. —
Порватый говорит, что мы — безумцы.
— И неприкасаемые, — напомнил Клай. — Так что со мной все
будет в порядке, так?
Собственно, больше говорить было не о чем.
7
Том и Джордан решили пойти на запад, через Нью-Хэмпшир в
Вермонт, оставив КАШВАК = НЕТ-ТЕЛ за спиной (и за горизонтом), как можно
быстрее. Клай сказал, что шоссе 11, которое делало изгиб в Кент-Понде, может
послужить им всем отправной точкой.
— Меня оно приведет к 160-му, а вы пойдете дальше до
Лаконии, это в центре Нью-Хэмпшира. Это, конечно, не прямой маршрут, но что с
того? Вы же не опаздываете на самолет, не так ли?
Джордан потер ладонями глаза, откинул со лба волосы. Этот
жест, как уже хорошо знал Клай, говорил об усталости и тревоге. Он понимал, что
Джордана ему будет недоставать. А Тома еще больше.
— Как же я хочу, чтобы Алиса была с нами, — сказал Джордан.
— Она бы вас отговорила.
— Она бы не отговорила, — возразил Клай. И при этом ему всем
сердцем хотелось, чтобы Алиса попробовала бы его отговорить. Ему всем сердцем
хотелось, чтобы она еще много чего попробовала в своей жизни. Пятнадцать лет —
не тот возраст, когда человек должен умереть.
— Твои нынешние планы напоминают мне четвертое действие
драмы «Юлий Цезарь». — Том покачал головой. — В пятом все бросаются на мечи.
Они лавировали между автомобилями, забившими Понд-стрит.
Лампы аварийного освещения муниципалитета медленно тускнели у них за спинами.
Впереди неработающий светофор висел над географическим центром города, чуть
раскачиваемый ветром.
— Не будь таким гребаным пессимистом. — Клай пообещал себе,
что не будет раздражаться (ему не хотелось прощаться с друзьями в таком
состоянии), но его резервы выдержки истощались.
— Извини, я слишком устал, чтобы поднимать наш боевой дух. —
Он обошел указатель: «ШОССЕ 11 — 2 МИЛИ». — И если позволишь быть откровенным,
у меня щемит сердце от мысли, что нам предстоит расстаться.
— Том, извини.
— Если бы я думал, что есть хотя бы один шанс из пяти на
счастливый исход… черт, один из пятидесяти… ну, не важно. — Том направил луч
фонаря на Джордана. — Что скажешь? Есть какие-то аргументы против этого
безумия? Джордан задумался, потом покачал головой.
— Директор как-то раз сказал мне… Хотите услышать?
