Эти две в дополнение к тем, что ты принял полчаса назад,
могут ввести тебя в кому и убить, подумал он, а другой голос тут же ответил:
Тем лучше для меня.
Он взял капсулы и проглотил их, запив водой.
Она протянула ему судно:
— Нужна моя помощь?
— Я сам справлюсь, — ответил он. Она деликатно отвернулась,
пока он пристраивал пенис к холодной трубке и мочился. Случайно взглянув на
нее, когда струя мочи ударила по жести, он увидел, что она улыбается.
— Все? — спросила Энни через несколько секунд.
— Да. — Ему действительно необходимо было облегчиться,
просто до сих пор некогда было подумать об этом.
Она взяла у него судно и осторожно поставила на пол.
— Теперь давайте-ка в постель, — сказала она. — Вы,
наверное, устали… А ваши ноги, конечно, распевают арии.
Он кивнул, хотя правда заключалась в том, что он ничего не
чувствовал: благодаря проглоченной в два приема дозе лекарства он с пугающей
быстротой терял сознание и уже видел комнату сквозь серую пелену. Он ухватился
за одну мысль: сейчас она поднимет его, чтобы уложить в кровать, и ей следует
быть начисто лишенной зрения и осязания, чтобы не заметить, что под трусами у
него что-то спрятано.
Она подкатила кресло к кровати:
— По-моему, Пол, еще чуть-чуть — и вы заснете.
Ему удалось выговорить:
— Энни, можно подождать пять минут?
Она взглянула на него, и зрачки ее сузились.
— Я думала, вам больно, сэр.
— Правда, — ответил он. — Больно… очень. Главное — колено.
Там, куда вы… ну, когда вы потеряли терпение. Я еще не готов, чтобы меня
поднимали. Можно подождать пять минут, пока… пока…
Он знал, что хочет сказать, но слова уплывали от него в
серое облако. Он беспомощно посмотрел на нее.
— Пока лекарство не подействует? — спросила она, и он
благодарно кивнул. — Ну конечно. Я пока уберу кое-что и сразу вернусь.
Как только она вышла из комнаты, он вытащил коробочки и
засунул их по одной под матрас. Облако делалось все плотнее и становилось уже
не серым, а черным.
Убирай подальше, тупо подумал он. Чтобы она не вытянула их
вместе с нижней простыней, если будет перестилать постель. Чем дальше, тем…
тем…
Он засунул под матрас последнюю, откинулся на спинку кресла
и стал смотреть на потолок, где плясали три пьяные буквы «В».
Африка, подумал он.
Теперь надо прополоскать, подумал он.
В какое же неприятное положение я попал, подумал он.
Следы, подумал он. Я не оставил следов? Я не оставил…
Пол Шелдон потерял сознание. Проснулся он четырнадцать часов
спустя. За окном снова шел снег.
Часть вторая
Мизери
Писание не является причиной несчастья, это порождение
несчастья.
Монтень.
1
Пол Шелдон
ВОЗВРАЩЕНИЕ МИЗЕРИ
Для Энни Уилкс
ГЛАВА 1
Хотя Йен Кармайкл не покинул бы Литтл-Данторп за все
бриллианты из сокровищницы английской королевы, он, вынужден, был признаться
самому себе, что таких дождей, как в Корнуолле, не бывает больше нигде в
Англии.
У входной двери висело старое полотенце, и Йен, сняв сапоги
и плащ, с которого капало, насухо вытер им свои темно-каштановые волосы.
Из гостиной доносились журчащие звуки мелодии Шопена, и Йен,
застыл на пороге с полотенцем в левой руке.
Теперь по его щекам текли не капли дождя, а слезы.
Он припомнил, как Джеффри говорил:
Старик, тебе нельзя плакать при ней.
«Никогда не смей этого делать!»
Разумеется, Джеффри был прав — старина Джеффри редко
ошибается, — но временами, когда он, оставался один, сознание того, как близко
от Мизери прошла коса Смерти, неожиданно охватывало его, и тогда было почти
невозможно удержаться от слез. Он, ведь так ее любил; без нее он бы умер.
Без Мизери жизнь утратила бы для него всякий смысл и
покинула бы его.
Родовые схватки были долгими и тяжелыми, но, по словам
повитухи, не дольше и не тяжелее, чем у множества молодых женщин, у которых ей
доводилось принимать роды. Только после полуночи, через час после того, как
Джеффри ускакал за доктором в грозовую ночь, повитуха начала беспокоиться.
Только когда началось кровотечение.
— Дорогой мой Джеффри! — произнес он, вслух и прошел в
просторную и жарко, как всегда в Западной Англии, натопленную кухню.
— Что вы ска-азали, молодой господин? — спросила старая
миссис Рэмедж, своенравная, но симпатичная экономка семьи Кармайклов, появляясь
из буфетной. От ее надетого набекрень чепца, как всегда, пахло нюхательным
табаком, пристрастие к которому она вот уже долгие годы убежденно называла
тайным пороком.
— Нет, миссис Рэмедж, это я так, — сказал Йен,
— Но там с вашего плаща ка-апает, я сама слы-ышала, так вы
там чуть не потонули, как я посмотрю!
— Ну да, почти что так, — отозвался Йен, а сам подумал:
Если бы Джеффри тогда привез доктора десятью минутами позже,
она, наверное, умерла бы.
Он, всегда старался отогнать от себя эту мысль — слишком она
мрачная и к тому же бесполезная, но эта мысль о жизни без Мизери обладала
ужасной силой и время от времени пробиралась в его мозг.
Печальные размышления были прерваны здоровым криком
младенца; его сын, проснулся и требовал обеда. Йен, услышал негромкий голос
Энни Уилкс, умелой няньки Томаса, которая принялась успокаивать его и менять
ему пеленки.
— Славно сегодня кричит ваш мальчик, — заметила миссис
Рэмедж. На мгновение Йен, снова удивился, что стал отцом и у него есть сын, и
тут жена окликнула его с порога:
— Здравствуй, дорогой.
Он, взглянул на нее, на свою Мизери, на свою любимую.
Она стояла в дверях; ее роскошные каштановые волосы,
отливавшие на свету темно-рыжим, рассыпались по плечам.
Она все еще была болезненно худа, но на ее щеки, как заметил
Йен, уже начал возвращаться румянец. В темных глубоких глазах отражался свет
ламп, и они сверкали, как два бриллианта чистой воды на черном бархате витрины
ювелира.
