Дура, трусливая дура! — выругала она себя и добавила: Дура,
трусиха, эгоистка! Не о страхах своих ты должна сейчас думать, а о Господине!
О, Господин… Если только возможно, чтобы Госпожа… Ox нет же,
даже думать о таких вещах — безумие. Слишком поздно, поздно, поздно.
Джеффри подвел ее к могиле Мизери, и оба они замерли как
загипнотизированные. На камне было написано: ЛЕДИ КОЛТОРП. Дальше шли даты
рождения и смерти и еще всего лишь три слова: ЕЕ ВСЕ ЛЮБИЛИ.
Миссис Рэмедж как будто очнулась после глубокого обморока.
Она посмотрела на Джеффри и сказала:
— Вы не принесли лопаты.
— Да. Еще рано, — ответил он, распростерся на земле и приник
к ней ухом.
На могиле между развороченных лопатами комьев уже начинали
пробиваться первые ростки молодой травы.
Миссис Рэмедж держала в руке фонарь и сначала при его свете
увидела на лице Джеффри то же выражение, что и в минуту его появления на пороге
ее дома, — выражение смертельного ужаса. Но затем его выражение стало меняться
— к ужасу начала примешиваться едва ли не безумная надежда.
Он, взглянул вверх, на миссис Рэмедж. Глаза его были
выпучены, губы шевелились.
— Я верю: она жива, — едва слышно прошептал он. — О, миссис
Рэмедж…
Внезапно он, перевернулся на живот и закричал прямо в землю
— при иных обстоятельствах это было бы смешно:
— Мизери! МИЗЕРИ! МЫ ЗДЕСЬ! МЫ ЗНАЕМ! ДЕРЖИСЬ! ДЕРЖИСЬ,
РОДНАЯ!
Через секунду он уже мчался к повозке, где лежали лопаты и
мотыга. Из-под его ног летели комья земли.
Колени миссис Рэмедж подогнулись, и она рухнула на землю,
снова на грани обморока. Голова ее как будто случайно повернулась так, что ухо
припало к земле; ей приходилось видеть, как мальчишки точно так же припадают
ухом к рельсам, стараясь расслышать звук приближающегося поезда. И она услышала
— услышала, как кто-то тихо скребется под землей, словно зверек роет себе нору.
Но на самом деле это просто пальцы беспомощно барабанили по деревянной крышке.
Она сделала судорожный вдох, и ее остановившееся сердце как
будто забилось вновь. Она закричала:
— МЫ ИДЕМ, ГОСПОЖА! ХВАЛА БОГУ, ХВАЛА МИЛОСТИВОМУ ИИСУСУ, МЫ
УСПЕЛИ — МЫ ИДЕМ К ВАМ!
Дрожащими пальцами она принялась копать землю и, хотя
Джеффри вернулся очень быстро, успела выкопать ямку глубиной примерно в восемь
дюймов.
7
Когда Энни вошла в комнату, он написал уже девять страниц
седьмой главы; Джеффри и миссис Рэмедж вытащили Мизери из могилы, но та не
узнавала их и не помнила самое себя. На этот раз Пол услышал ее шаги и перестал
печатать, испытывая сожаление оттого, что его выдернули из сказки.
Она держала в руке первые шесть глав, прочитав их меньше чем
за двадцать минут. Примерно час назад она забрала у него двадцать одну
страницу. Он внимательно посмотрел на нее и рассеянно отметил, что она слегка
побледнела.
— Ну как? — спросил он. — Это честно?
— Да, — ответила она небрежно, словно говорила о чем-то
давно решенном. Пол предположил, что на этот вопрос она себе действительно
ответила давно. — Это честно. И это прекрасно. Очень интересно. Но это еще и
ужасно! Не похоже на другие книги о Мизери. Эта бедная девушка содрала пальцы
до костей, пробираясь… — Она мотнула головой и повторила:
— Это не похоже на другие книги о Мизери.
Милая моя, так ведь это писал человек, пребывающий в ужасном
настроении, подумал Пол и спросил:
— Так мне продолжать?
— Я вас убью, если не будете продолжать! — ответила она с
легкой улыбкой. Пол не улыбнулся в ответ. Ее последняя фраза была из разряда
банальностей типа «Ты такой красивый, что я хочу тебя съесть», и тем не менее
она отнюдь не показалась ему банальной.
И все же что-то в поведении женщины, стоявшей в дверях
спальни, обрадовало его. Она как будто опасалась подходить ближе — словно
боялась обжечься. Он хорошо понимал, что причиной тому был не мотив
преждевременных похорон. Просто между первым вариантом «Возвращения Мизери» и
вторым есть огромная разница. В первом варианте было столько же жизни, сколько
в школьном сочинении восьмиклассника на тему «Как я провел лето». Второй
вариант — иное дело. В нем горел огонь. Не то чтобы он исключительно хорошо
написал первые главы; сюжет получился увлекательным, но характеры вышли
ходульными, предсказуемыми, как и всегда, но в этот раз ему удалось вдохнуть в
них хоть какую-то энергию; в этот раз строчки излучали тепло.
Она чувствует жар, с удовлетворением подумал он. По-моему,
она боится приближаться — боится, что я ее обожгу.
— Нет, — мягко отозвался он, — вам не придется меня убивать,
потому что я хочу продолжать. Может быть, я еще поработаю?
— Хорошо, — сказала она, подошла к нему, положила страницы
на доску и поспешно отступила.
— Вы хотите читать по мере того, как я буду писать? —
осведомился он.
— О да! — улыбнулась Энни. — Это будет почти как в
киносериалах моего детства!
— Знаете, не могу вам обещать захватывающий эпизод в конце
каждой главы. В книгах так не всегда получается, — заметил он.
— Все получится, — с жаром возразила она. — Я буду с
нетерпением ждать восемнадцатую главу, даже если в конце семнадцатой Мизери, Йен
и Джеффри будут сидеть на веранде и читать газеты. Мне уже безумно хочется
знать, что произойдет дальше. Только не говорите! — поспешно добавила она, как
будто Пол предложил рассказать ей сюжет.
— Понимаете, обычно я никому не показываю незаконченную работу,
— сказал он и улыбнулся ей. — Но, принимая во внимание особую ситуацию, я с
радостью буду передавать вам главы одну за другой. — Так началась тысяча и одна
ночь Пола Шелдона, подумал он. — Но могу я вас кое о чем попросить?
— О чем?
— Чтобы вы сами вставили все эти чертовы «н», — сказал он.
Она ослепительно улыбнулась:
— Это для меня честь. А сейчас я вас оставлю.
Она подошла к двери, но на пороге остановилась, обернулась и
очень робко высказала свое первое и последнее «редакторское» замечание:
— Может быть, это пчела?
Он уже переключил внимание на лист бумаги, заправленный в
машинку; ему хотелось привести Мизери в домик миссис Рэмедж прежде, чем он
вырубится. Поэтому он взглянул на Энни с тщательно скрытым нетерпением:
— Прошу прощения?..
