Пол открыл ее и увидел крутую рассохшуюся лестницу,
теряющуюся в черной пасти погреба. Какой-то порочный запах сырости и гниющих
овощей ударил ему в нос из темноты. Он услышал тихий писк и вспомнил: Они
приходят в погреб во время дождя. Я ставлю ловушки. Приходится.
Он тут же резко захлопнул дверь. Капелька пота покатилась с
правого виска и попала в уголок глаза. Пол стер ее суставом пальца. Теперь,
когда он знал, что эта дверь ведет в погреб и она не заперта, мысль о поджоге
дома показалась ему не такой уж абсурдной. Не исключено, что сам он сможет
отсидеться в погребе. Но лестница чересчур крутая, пол горящего дома может
провалиться до приезда пожарных из Сайдвиндера, и там, внизу, — крысы…
Почему-то писк крыс пугал его больше всего.
Как у нее бьется сердце! Как она старается вырваться! И мы —
так же, Пол. Точно так же и мы.
— Африка, — сказал Пол и не заметил, что произнес это вслух.
Он уже занялся осмотром банок и пакетов с провизией, прикидывая, отсутствия
каких продуктов она скорее всего не заметит, вернувшись сюда. Отчасти он
понимал, что означают эти расчеты: он отказался от мысли о бегстве.
Но только на время, запротестовал его встревоженный мозг.
Нет, ответил неумолимый голос из глубины. Навсегда, Пол.
Навсегда.
— Я никогда не сдамся. — прошептал он. — Слышишь меня?
Никогда.
Да полно тебе, отозвался насмешливый голос. Ну хорошо…
поживем — увидим.
Да. Обязательно увидим.
17
Буфет Энни был похож не на буфет, а на продовольственный
склад в бомбоубежище. Пол понимал, что отчасти такая запасливость оправдана
жизненными обстоятельствами: Энни — одинокая женщина, живет вдали от города,
там, где ее дом вполне может оказаться отрезанным от мира на какой-то срок —
может, всего на день, но, возможно, и на неделю, а то и на две. Возможно, и у
гребаных Ройдманов в кладовой такие запасы, которые заставили бы фермера из
другой части страны изумленно вскинуть брови… но Пол сомневался, что кладовая
гребаных Ройдманов или еще чья-нибудь хотя бы отдаленно напоминала эту. Здесь
не кладовая, здесь универсальный магазин. Ему подумалось, что в буфете Энни
заключен некий символ — его содержание намекает на то, где проходит граница
между Суверенным Государством Реализма и Народной Республикой Паранойя.
Впрочем, в его теперешнем положении подобные интересные наблюдения лучше
оставить. К черту символизм. Пора запасаться продуктами.
Да, но нельзя забывать об осторожности. Дело не только в
том, отсутствия чего она может не заметить. Можно взять лишь столько, сколько
он реально сможет спрятать в случае ее неожиданного возвращения… Черт, а как
еще она может вернуться? Телефон в ее доме не работает, и почему-то он
сомневался, что Энни пошлет ему телеграмму или воспользуется услугами службы
«Цветы по телеграфу». Но пока не так важно, чего она не найдет здесь или
обнаружит у него в комнате. Прежде всего ему нужно поесть. От еды у него тоже
зависимость.
Сардины. Множество плоских прямоугольных банок, у которых
ключ под оберткой. Очень хорошо. Можно взять несколько штук. Нарезанная ветчина
в банках. Ключей к ним нет, но он мог бы вскрыть пару банок здесь, на кухне, и
поесть сначала ветчины. А потом закопать пустые банки в мусоре, разбросанном
самой Энни. Открытый пакет изюма «Санмэйд», наполненный небольшими коробочками;
на порванной целлофановой оболочке красовалось название: «Мини-закуска». Пол
прибавил четыре мини-закуски к тому, что уже лежало у него на коленях, плюс
одноразовые упаковки корнфлекса и пшеничных хлопьев. Он обратил внимание на
отсутствие одноразовых упаковок с хлопьями в сахаре: если такие хлопья тут и
были, значит, Энни истребила их во время последней оргии.
Боль в ногах возобновилась. Он подумал, что если нельзя
бежать или поджечь дом, то разумнее всего вернуться к себе в комнату. Провал,
конечно, но могло бы обернуться и хуже. Сейчас можно принять пару капсул и
продолжать писать, пока не станет клонить в сон. Тогда можно и поспать. Едва ли
она вернется сегодня: буря не просто не ослабевала, она все усиливалась. Мысль
о том, чтобы поработать над книгой и поспать в одиночестве, зная наверняка, что
Энни не ворвется в спальню с какой-нибудь дикой идеей или еще более диким
требованием, показалась необыкновенно притягательной, пусть она и была следствием
провала.
Он задним ходом выкатился из буфетной ниши, остановился,
чтобы погасить свет, напомнил себе, что ему надо
(прополоскать)
поставить все на прежние места. Если запасы еды подойдут к
концу до возвращения Энни, он всегда сможет вернуться,
(как голодная крыса, верно, Поли?)
но нельзя забывать об осторожности. Помнить, что он рискует
жизнью всякий раз, как покидает комнату, — недостаточно. Совершенно
недостаточно помнить об этой простой истине.
18
Когда он проезжал через гостиную, его внимание вновь
привлекла книга, валяющаяся под кофейным столиком. ПУТЬ ПАМЯТИ. Огромная, как
фолиант Шекспира, и толстая, как семейная Библия.
Любопытство пересилило. Он остановился, поднял книгу с пола
и открыл.
Книга представляла собой альбом газетных вырезок. На первой
странице была наклеена лишь одна колонка, озаглавленная: БРАКОСОЧЕТАНИЕ УИЛКС —
БЕРРИМАН. Фотография изображ??ла бледного узколицего джентльмена и темноглазую
женщину, поджавшую губы. Пол перевел взгляд на фотопортрет над камином. Никаких
сомнений. Эта женщина, которую, согласно заметке, звали Крисильдой Берриман
(достойное имя для романа о Мизери, подумал он), была матерью Энни. Подпись под
фотографией, аккуратно выполненная черными чернилами, гласила: Беикерсфилд
джорнал. 30 мая 1938 г.
На второй странице — извещение о рождении:
«Пол Эмери Уилкс, род. в Общедоступной больнице Бейкерсфилда
12 мая 1939 г.; отец: Карл Уилкс; мать: Крисильда Уилкс».
Значит, старший брат Энни, тот, с которым она ходила в кино
на сериалы. Ее старшего брата тоже звали Полом.
Третья страница оповещала о рождении Анны Марии Уилкс 1
апреля 1943 г. Следовательно, Энни только что отметила свой сорок четвертый
день рождения. От внимания Пола не укрылся тот факт, что родилась она в День
дураков.
Ветер завывал снаружи. Дождь хлестал в стекло.
Пол перевернул страницу. Он увлекся настолько, что на время
позабыл про боль.
На следующей странице была еще одна вырезка из «Бейкерсфилд
джорнал». На сей раз на фотографии был виден силуэт пожарного на лестнице на
фоне языков пламени, вырывающихся из окон дома.
ПЯТЬ ЖЕРТВ ПОЖАРА
Пять человек, четверо из которых принадлежали к одной семье,
погибли ранним утром в среду при пожаре третьей категории в Бейкерсфилде, в
жилом доме на Уотч-Хилл-авеню. В числе погибших трое детей:
