Пускай она убила детей Кренмитцев за то, что они — щенки…
Соседку… Пусть даже убила родного отца… Но остальных?
Однако он знал ответ. Поселившаяся в нем Энни знала. Они
старые и больные. Они все были старые и больные, за исключением миссис Симо, а
ту наверняка привезли в больницу уже в безнадежном состоянии. Миссис Симо и тот
ребенок, что упал в колодец. Энни убила их, потому что…
— Потому что они, как бедные крысы, попались в ловушку, —
прошептал Пол.
Бедные. Бедные, бедные создания.
Ну конечно. В этом все дело. В глазах Энни все живущие
подразделяются на три класса: щенки, бедные, бедные создания… и Энни.
Она неуклонно перемещалась на запад. Харрисбург — Питтсбург
— Дулут — Фарго. Затем, в 1978-м, Денвер. И каждый раз порядок вырезок был один
и тот же: «приветствие», в котором имя Энни упоминалось в ряду имен людей,
устроившихся в данном городе на работу (она не поместила в альбом «приветствие»
Манчестера — вероятно, подумал Пол, потому что не догадалась, что местная
газета публикует такую информацию), затем — две-три ничем не примечательные
смерти. Затем начинался новый цикл.
Так происходило до Денвера.
Сначала денверский случай представлялся одним из многих.
Газетный материал под рубрикой ВНОВЬ ПРИБЫВШИЕ, вырезанный на сей раз из
малотиражной газеты Денверской общественной больницы, где упоминалось имя Энни.
Название газеты было написано здесь же ее аккуратным почерком: «Анализ».
— Остроумное название для больничной газеты, — поделился Пол
с пустой комнатой. — Почему бы в таком случае не назвать ее «Анализ кала»? —
Ослиное ржание вышло более испуганным, хотя сам Пол об этом не догадывался.
На следующей странице Пол нашел новый некролог, вырезанный
из «Роки-Маунтин ньюс». Лора Д. Ротберг. После продолжительной болезни. 21
сентября 1978 г. Общественная больница Денвера.
Но затем привычный порядок оказался резко нарушен.
На следующей странице было приклеено извещение не о
похоронах, а о свадьбе. Энни на фотографии была не в униформе, а в белом
платье, отделанном кружевами. Рядом с ней стоял мужчина по имени Ральф Дуган и
держал ее за руку. Заголовок:
БРАКОСОЧЕТАНИЕ ДУГАН — УИЛКС
«Роки-Маунтин ньюс», 2 января 1979 г. Дуган был примечателен
только тем, что походил на отца Энни. Пол подумал, что если сбрить его острые
усики — что Энни, вероятно, и сделала по окончании медового месяца, — то
сходство будет прямо-таки вопиющим.
Пол посмотрел на оставшиеся листы альбома — их было еще
очень много — и подумал, что Ральфу Дугану следовало бы тщательно изучить свой
гороскоп — точнее, горе-скоп — в тот день, когда он сделал предложение Энни.
Мне кажется очень вероятным, что на одной из следующих
страниц я найду коротенькую информацию о тебе. Ох, как легко ты мог споткнуться
на лестнице о тюк с бельем или о дохлого кота. Дохлого кота с клевой кличкой.
Но Пол ошибся. На следующей странице помещались ВНОВЬ
ПРИБЫВШИЕ из газеты Недерленда. Недерленд — небольшой городок к западу от
Боулдера. Следовательно, недалеко отсюда. Он сначала не нашел Энни в списке и
только потом сообразил, что ищет не ту фамилию. Она есть в списке, но как часть
единого двуполого целого, именуемого «мистер и миссис Ральф Дуган».
Пол вскинул голову. Что, машина приближается? Нет…
всего-навсего ветер. Конечно, ветер. Он снова опустил глаза.
Ральф Дуган вернулся к своей привычной работе — помогать
калекам и слепым — в больнице округа Арапахо; соответственно и Энни вернулась к
своей привычной работе — ухаживать за пациентами, получившими тяжелые травмы.
Теперь пойдут убийства, подумал он. У меня только один
вопрос: Ральф будет первым, одним из или последним?
Но Пол опять ошибся. Вместо некролога на следующей странице
он обнаружил ксерокопию рекламного листка фирмы, торгующей недвижимостью. В
левом верхнем углу помещалась фотография дома. Пол узнал его только по
примыкающему сараю — как-никак он никогда не видел этот дом снаружи.
Под ксерокопией подпись, сделанная твердым почерком Энни:
Солидная сумма уплачена 3 марта 1979 г. Бумаги оформлены 18 марта 1979 г.
Дом, чтобы коротать дни, уйдя на покой? Едва ли. Дом для
летнего отдыха? Нет, такую роскошь они не могли себе позволить. Тогда?..
Конечно, может, это всего лишь фантазия, но надо обдумать и
такой вариант. Предположим, она в самом деле любит Ральфа Дуган. Предположим,
прошел год, и он все еще не сделался для нее грязным подлюгой. Что-то
изменилось; ни одного некролога после…
Он перелистнул несколько страниц назад.
…после Боры Ротберг, умершей в сентябре 1978-го. Она
прекратила убивать примерно тогда, когда встретила Ральфа. Но одно дело тогда,
другое — сейчас; сейчас тяга к убийству снова набирает силу. Возвращаются
интерлюдии депрессии. Она поглядывает на стариков… на неизлечимых больных…
думает, какие же они бедные создания, возможно, думает: Меня угнетает эта
обстановка. Длинные, выложенные плиткой коридоры, больничные запахи, скрип
подошв матерчатых тапочек, стоны страдающих больных. Все будет в порядке, если
я выберусь отсюда.
Во всяком случае, Ральф и Энни переехали в загородный дом.
Пол перевернул страницу и вздрогнул.
Внизу страницы размашистым почерком было выведено: 43 АВГ.
1880 НА ХРЕН!
Бумага, хотя и очень плотная, была прорвана пером в
нескольких местах — столь велика была ярость писавшего.
Над подписью была приклеена вырезка из недерлендской газеты
— колонка РАЗВОДЫ. Полу пришлось перевернуть альбом, чтобы убедиться, что в
этой колонке фигурирует имя Энни, — она наклеила вырезку вверх ногами.
Да, так оно и есть. Ральф и Энн Дуган. Основание: склонность
к жестокости.
— Развод после непродолжительной болезни, — пробормотал Пол,
и снова ему показалось, что приближается автомобиль, и он оторвал взгляд от
альбома. Ветер, только ветер… И все-таки стоило бы в целях безопасности
вернуться к себе в комнату. Дело не только в усиливающейся боли в ногах; он
чувствовал, что находится на грани нервного срыва.
Но он все-таки снова склонился над альбомом. В каком-то
зловещем смысле книга эта была слишком хороша, чтобы ее можно было бросить, не
дочитав до конца. Она — как роман, настолько жуткий, что от него невозможно
оторваться.
Замужество Энни завершилось значительно более законным
образом, нежели предполагал Пол. Можно сказать, что развод произошел после
непродолжительной болезни; полтора года семейной идиллии — это не так уж много.
