— Тобой я займусь позже, — бросила она и захлопнула дверь. В
замке повернулся ключ — в новом замке «Крейг», который, как подумал Пол,
заставил бы самого Тома Твифорда признать свое поражение. Стук каблуков Энни в
коридоре, слава тебе. Господи, опять стал удаляться.
Он повернул голову и рассеянно посмотрел в окно. Ему была
видна лишь часть тела полицейского. Голова его все еще оставалась под
газонокосилкой, повернутой под каким-то нелепым углом по отношению к
автомобилю. Газонокосилка Энни представляла собой напоминающую трактор
управляемую водителем машину, предназначенную для ухода за очень большими
газонами. Но не предназначенную для балансирования поверх твердых предметов
типа валунов, бревен или голов патрульных полицейских. Если бы автомобиль не
остановился в таком положении или патрульный не подобрался бы к нему так
близко, газонокосилка скорее всего перевернулась бы, подмяв под себя Энни.
Возможно, Энни и не пострадала бы, но не исключено, что получила бы весьма
серьезные травмы.
Ей везет, как самому дьяволу, мрачно подумал Пол, наблюдая,
как она заводит косилку и одним сильным рывком снимает ее с головы
полицейского. Косилка зацепила бок патрульной машины и слегка поцарапала
краску.
Теперь, когда полицейский был мертв. Пол почувствовал, что в
состоянии смотреть на него. Парень походил на куклу, над которой как следует
потрудилась банда хулиганов. Пол ощутил отчаянное сострадание к этому
безымянному молодому человеку, но к состраданию примешивалось другое чувство.
Без особого удивления Пол понял, что это зависть. Да, патрульный никогда не
вернется домой, не увидит жену и детей, если у него есть жена и дети. С другой
стороны, он не попал в лапы к Энни Уилкс.
Энни взялась за окровавленную руку трупа и оттащила его по
дорожке в сарай, ворота которого оставались открыты настежь. Затем Энни
вернулась к патрульной машине. В ее походке Пол почувствовал абсолютное
спокойствие, едва ли не безмятежность. Она села за руль полицейского автомобиля
и отогнала его в сарай. Выйдя из сарая, Энни закрыла ворота, оставив лишь щель,
достаточную для прохода человека.
Она прошла до середины подъездной дорожки, остановилась,
уперла руки в бока и огляделась. И снова Пол отметил про себя ее удивительную
безмятежность.
Нижняя часть газонокосилки была красной от крови, в первую
очередь около отводной трубы — из нее кровь все еще капала. На дорожке и на
газоне виднелись обрывки полицейской формы цвета хаки. Возле дорожки валялся
пистолет парня: на его дуле осталась заметная царапина. За иглы кактуса,
который Энни посадила в мае, зацепился квадратик плотной бумаги. Комментарием к
этой сцене мог бы послужить поломанный крест с могилы Босси.
Энни скрылась из поля его зрения, снова направившись к двери
в кухню. Она вошла в дом, и Пол услышал, как она напевает: «Она ПРИМЧИТСЯ сюда
на шестерке белых коней… Она ПРИМЧИТСЯ сюда на шестерке белых коней… Она
примчится сюда на шестерке белых КОНЕЙ, на шестерке белых КОНЕЙ… Она ПРИМЧИТСЯ
сюда на шестерке белых коней!»
Когда он снова увидел ее, у нее в руках был большой зеленый
пакет и еще три или четыре были прицеплены к задним карманам джинсов. На майке
вокруг горла и под мышками выступили большие пятна пота. Когда она прошла мимо,
Пол увидел пятно пота, похожее на ствол дерева, у нее на спине.
Многовато пакетов для десятка обрывков одежды, подумал Пол,
понимая, что Энни найдет, чем наполнить эти пакеты.
Она собрала с газона обрывки полицейской формы, затем
подняла деревянный крест, переломила его пополам — поразительно, но она встала
при этом на колени — и опустила обломки в пластиковый пакет. Затем подняла
пистолет, повернула барабан, извлекла пули, положила их в карман брюк, одним
уверенным движением поставила барабан на место и засунула пистолет за пояс.
После этого сняла с колючек кактуса бумажный квадратик, внимательно осмотрела
его и сунула в другой карман. Потом прошла к сараю, забросила все пакеты за
дверь и вернулась к дому.
Она подошла к крышке погреба, находившейся как раз под окном
Пола. Ее внимание привлек еще какой-то предмет. Пепельница. Энни подобрала ее и
спокойно протянула через разбитое окно:
— Возьми, Пол.
Он молча взял пепельницу.
— Скрепки подберу потом, — сказала Энни, как будто он уже
был готов задать ей вопрос о скрепках. Он же подумал, не стоит ли опустить
тяжелую глиняную пепельницу ей на голову, проломить череп и выпустить наружу
болезнетворный вирус, поразивший ее мозг.
Следующая его мысль была о том, что будет с ним — что с ним
может произойти, — если он не убьет, а только оглушит ее, и он трясущейся рукой
поставил пепельницу на прежнее место.
Энни смотрела на него:
— Тебе известно, что его убила не я.
— Энни…
— Его убил ты. Если бы ты держал рот на замке, я спровадила
бы его. Сейчас он был бы жив, и мне не пришлось бы убирать всю эту грязь.
— Да. — сказал Пол, — он бы уехал, а что бы было со мной, а,
Энни?
Она вытянула из погреба резиновый шланг и намотала его на
руку.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Нет, Энни, знаешь. — Он был настолько потрясен, что тоже
смог говорить безмятежным тоном. — У него была моя фотография. Сейчас она,
по-моему, у тебя в кармане?
— Не задавай мне вопросов, и я не стану тебе врать.
Слева от окна Пола находился водопроводный кран, и Энни
начала тянуть туда шланг.
— Раз сюда явился полицейский штата с моей фотографией,
значит, кто-то обнаружил мою машину. Мы ведь с тобой знали, что кто-нибудь ее
найдет. Это в романе машину могло смыть — думаю, я сумел бы сделать
исчезновение машины правдоподобным, — но в жизни так не бывает. Только мы с
тобой все время себя обманывали. Ты, Энни, — ради моей книги, я — чтобы
сохранить жизнь, хоть она и стала убогой в последнее время.
— Не знаю, о чем ты толкуешь. — Она повернула вентиль. —
Знаю только, что ты швырнул пепельницу в окно и убил бедного мальчика. Ты
видел, что случилось с ним, поэтому, надеюсь, можешь представить себе, что
может случиться с тобой. — Она улыбнулась. В ее улыбке сквозило безумие, но Пол
заметил в ней кое-что еще, по-настоящему пугающее. Он увидел осознанное зло,
дьявола, прячущегося в ее глазах.
— Сука, — проговорил он.
— Сумасшедшая сука, ты хочешь сказать? — Она все еще
улыбалась.
— Ну да, ты сумасшедшая, — согласился он.
— Ладно, об этом нам с тобой придется поговорить. Когда у
меня будет время. Нам нужно многое обсудить. Но сейчас, как ты сам видишь, я
занята.
Энни развернула шланг. Почти полчаса она смывала кровь с
косилки, с дорожки, с газона; капельки воды отливали радугой в солнечном свете.
