Около четырех, ответила Энни. Приблизительно. Она только что
закончила подстригать газон, и часов у нее не было. Она хорошо помнит — было
безумно жарко.
— Долго он у вас пробыл, миссис Уилкс? — осведомился Давид.
— Прошу прощения, я мисс Уилкс.
— Извините.
Энни сказала, что не может сказать наверняка, только
оставался он недолго. Может быть, минут пять.
— Он показывал вам фотографию?
Да, ответила Энни, затем он и приезжал. Пол даже восхитился
ее самообладанием и приветливым тоном.
— Вы когда-нибудь видели изображенного на фото человека?
Энни сказала: ну конечно, это был Пол Шелдон, она его сразу
узнала.
— У меня есть все его книги, — пояснила она. — Они мне очень
нравятся. Офицер Кашнер был как будто разочарован. Он сказал, если так, я,
вероятно, знаю, о чем говорю. Он был прямо-таки обескуражен. И еще страдал от
жары.
— Да, верно, день был жаркий, — подтвердил Голиаф.
Пол встревожился: голоса зазвучали намного ближе. Они в
гостиной? Да, почти наверняка в гостиной. Пусть он великан, но двигается
бесшумно, как рысь. Голос Энни прозвучал еще ближе. Полицейские прошли в
гостиную, она следовала за ними. Она не приглашала их, но они все равно прошли
в комнату. Осматривают дом.
Голос Энни звучал по прежнему спокойно, хотя ее домашний
писатель находился меньше чем в тридцати пяти футах от них. Она пригласила
Кашнера в дом на чашку кофе со льдом, но он сказал: не могу. Тогда она
предложила ему взять с собой бутылку холодного…
— Пожалуйста, не разбейте, — вдруг тревожно сказала она. —
Мне эти штучки нравятся, а они такие хрупкие…
— Простите, мэм. — Это, наверное, Давид, у него голос тихий,
смущенный и слегка озадаченный. При других обстоятельствах Полу было бы
приятно, что полицейский говорит таким тоном, но обстоятельства сейчас
особенные, и тон этот ему не понравился. Он выпрямился и сжал ручки кресла. В
гостиной осторожно поставили на стол какой-то предмет (возможно, глиняного
пингвина на льдине). Он представил себе, как Энни опускает руку в сумку. Сейчас
один из полицейских — скорее Голиаф — спросит, что у нее там такое. И тогда
начнется стрельба.
— Так на чем вы остановились? — спросил Давид.
— Я предложила ему взять с собой бутылку пепси из
холодильника, ведь день очень уж жаркий. У меня бутылки пепси лежат рядом с
морозильной камерой, так что вода почти ледяная. Он сказал, что я очень добра.
Очень вежливый парнишка. И почему такого молодого человека отправили в патруль
одного?
— Он выпил воду здесь? — спросил Давид, игнорируя ее вопрос.
Он был теперь еще ближе. Пересек гостиную. Полу не пришлось закрывать глаза,
чтобы представить себе, как он выглядывает в коридор и видит дверь ванной и
закрытую дверь спальни для гостей. Пол сидел очень прямо; на его исхудавшем
горле бешено пульсировала жилка.
— Нет, — сказала Энни все так же спокойно. — Он взял бутылку
с собой. Сказал, что ему надо ехать дальше.
— А там что? — спросил Голиаф. Стук двух пар каблуков
зазвучал резче — люди сошли с ковра и ступили на голый дощатый пол коридора.
— Ванная и пустая спальня. Бывает, я сплю там, если жарко.
Если хотите, взгляните, но уверяю вас: ваш патрульный не привязан там к
кровати.
— Да, мэм, я вполне в этом уверен, — сказал Давид, и — о
чудо! — их шаги стали удаляться в направлении кухни. — Вам не показалось, что
он был чем-то взволнован?
— Вовсе нет, — ответила Энни. — Просто ему было жарко, и он
был расстроен.
Пол снова мог дышать.
— Или озабочен?
— Нет.
— Он не говорил, куда направится дальше?
Полицейские почти наверняка ничего не заметили, но привычное
ухо Пола уловило мгновенное замешательство; в этом вопросе может таиться
ловушка, она может захлопнуться сразу или чуть позже. Нет, не говорил, наконец
сказала Энни, но поехал он на запад, и она предполагает, что он поехал к
Спрингерс-роуд, там есть несколько ферм.
— Спасибо за содействие, мэм, — сказал Давид. — Возможно,
нам еще придется к вам вернуться.
— Конечно, — отозвалась Энни. — Пожалуйста. Я в последнее
время редко бываю в обществе.
— Вы не возражаете, если мы заглянем в сарай? — резко
спросил Голиаф.
— Разумеется. Не забудьте только поздороваться, когда
войдете туда.
— С кем поздороваться, мэм? — спросил Давид.
— С Мизери. Это моя свинья.
31
Она стояла в дверях и внимательно смотрела на него — так
внимательно, что он почувствовал, что краснеет. Полицейские уехали пятнадцать
минут назад.
— На мне что-нибудь написано? — спросил он наконец.
— Почему ты не верещал? — Оба полицейских приподняли
головные уборы, садясь в машину, но ни один не улыбнулся. Пол, наблюдая за ними
из своего укрытия, обратил внимание на выражение их глаз. Они знали, кто она.
Прекрасно знали. — Я ждала, что ты будешь верещать. И они бы набросились на
меня как лавина.
— Может, и так. А может, нет.
— Так почему же ты?..
— Энни, если ты постоянно думаешь о самом худшем, что с
тобой может случиться, то вполне можешь когда-нибудь ошибиться.
— Нечего со мной умничать!
Пол видел, что под ее внезапной яростью таится глубокое
недоумение. Его молчание не вписывалось в созданную ею картину
непрекращающегося борцовского поединка: Энни Уилкс против единой гнусной,
наносящей со всех сторон удары команды «Гребаных Щенков».
— Да кто тут умничает? Я сказал тебе, что буду держать рот
на замке. Так я и поступил. Я хочу закончить книгу в относительно спокойной
обстановке. Хочу закончить эту книгу для тебя.
Она неуверенно смотрела на него; ей хотелось поверить, она
боялась верить… и в конце концов поверила. И правильно сделала, так как Пол
говорил правду.
— Тогда принимайся за работу, — мягко сказала она. —
Немедленно. Ты же видел, как они на меня смотрели.
32
Два дня жизнь продолжалась так же, как и до появления Дуэйна
Кашнера; Пол почти поверил, что Дуэйн Кашнер не появлялся вообще. Пол писал
почти без перерывов. Он отказался от пишущей машинки, и Энни молча поставила ее
на каминную полку под фотографию Триумфальной арки. За эти два дня Пол исписал три
блокнота. Остался последний блокнот. Когда он будет исписан, Пол начнет писать
в тетрадях. Энни точила для него шесть карандашей «Черный воин», они тупились,
и Энни снова чинила их. Карандаши становились все короче, а Пол все так же
сидел, склонившись над блокнотом, у окна, время от времени рассеянно почесывая
большим пальцем правой ноги то место, где когда-то была левая подошва, и
смотрел на лист бумаги, смотрел в открытую настежь дверь. Книга ракетой неслась
вперед к развязке, как это бывает с лучшими произведениями. Пол совершенно
отчетливо видел все… Три команды, разыскивающие Мизери в многочисленных
коридорах внутри головы идола, две группы людей, желающих убить ее, и одна —
Йен, Джеффри и Езекия, — спешащая ей на выручку. А поселение бурка сгорело, и
все, кто не погиб в огне, караулили у единственного выхода, у левого уха идола,
поклявшись убить всех, кто выберется оттуда живым.
