Она сделала шаг. Второй. Опять споткнулась о пишущую
машинку. Голова ее неловко повернулась, а в застывших глазах читался только
обращенный к Полу и почему-то жутковатый вопрос: Что случилось? Я же просто
несла тебе шампанское.
Падая, она ударилась левой стороной головы о каминную полку
и осела на пол, как мешок с камнями, и дом задрожал при ее падении.
Энни упала на горящие бумажные листы и погасила огонь своим
телом. В середине комнаты поднялся столб черного дыма. Почти все рассыпавшиеся
листы погасли в лужах шампанского. Только две или три страницы, отлетевшие к
стене слева от двери, все еще горели, и отблески пламени падали на обои… но
горели они словно нехотя.
Пол, опираясь на локти, подполз к своей кровати, стянул с
нее покрывало и потащился с ним к стене, расчищая ладонями путь от бутылочных
осколков. Он ощущал растяжение позвоночника. На правой ладони остался серьезный
ожог. У него разболелась голова. От запаха жженого мяса начались спазмы в
желудке. Но он был свободен. Богиня умерла, и он был свободен.
Он подтянул под себя правое колено и неуклюже поднялся,
держа в руках покрывало, вымокшее в шампанском и испачканное пеплом. Сбив
покрывалом последние языки пламени, он отшвырнул его к стене; в том месте
выгорел кусок обоев и загнулась вверх страница календаря.
Он пополз обратно к своему инвалидному креслу: когда он
миновал полпути, Энни открыла глаза…
44
Не веря своим глазам. Пол смотрел, как она медленно встает
на четвереньки. Сам он полз, опираясь только на локти, а ноги волочились сзади
как безжизненные обрубки.
Нет… Нет, ты же умерла.
Ошибаешься, Пол. Убить богиню невозможно. Богиня бессмертна.
Теперь надо прополоскать.
Ее жутко выпученные глаза таращились на него. На левой
стороне головы зияла багровая рана, которую не могли скрыть спутанные волосы. Лицо
было залито кровью.
— Грызны! — прокричала Энни сквозь комья бумаги. Она,
извиваясь, ползла к нему, вытянув вперед руки. — Грызны уугху!
Пол развернулся и пополз к двери. Он слышал, что она
пытается двигаться за ним. Когда она добралась до бутылочных осколков, он
почувствовал, как ее рука мертвой хваткой вцепилась в его левую ногу, в обрубок
левой ноги. Непереносимая боль. Он закричал.
— ГНЫЗНЫЙ! — торжествующе вопила Энни.
Он оглянулся через плечо. Ее лицо медленно багровело и как
будто увеличивалось в размерах. Он увидел, что она в самом деле превращается в
идола племени бурка.
Он дернулся изо всех сил, и его нога, лишенная ступни,
выскользнула из ее хватки, и в руке у нее остался только кожаный ремешок,
которым она в свое время перевязала культю.
Он пополз вперед; из глаз текли слезы, а по щекам струился
пот. Он полз по-пластунски, как солдат под бешеным автоматным огнем противника.
Он слышал, как сзади подтягивается одно колено, за ним другое, потом опять
первое. Она все же приближалась. Она тверда, как он всегда опасался. Он сжег
ее, сломал ей хребет, затолкал бумагу в глотку, и все-таки она приближалась.
— ДЛЮК! — кричала Энни. — ХРС… ДЛЮК!
Осколок бутылки впился ему в локоть. И все-таки он полз
вперед, а зеленое стекло торчало в его руке, как кнопка.
Ее пальцы сомкнулись на его левой икре.
— УО! ГОО! ООО! ОУ! АУУ!
Он обернулся; да, лицо ее почернело и походило цветом на
сгнившую сливу, глаза налились кровью и вылезли из орбит. Горло распухло. Лицо
исказилось в гримасе. Пол подумал, что она, вероятно, силится ухмыльнуться.
Он уже подполз к двери. Ему удалось дотянуться до косяка и
вцепиться в него мертвой хваткой.
— ГОО… ООО… ОУ!
Ее правая рука на его бедре.
Сссах. Одно колено подтянулось. Сссах. Подтянулось второе.
Еще ближе. Ее тень. Ее тень накрывает его.
— Нет, — прохныкал он и плотно зажмурил глаза, не отпуская
косяк.
— ГОО… ООО… ОУ!
На нем. Гром. Богиня грома. Ее пальцы, как паучьи лапы,
ползли по его спине. Остановились на шее.
— ГОО… ООО… ГРЗН… ДЛЮГ!
Воздух исчез. Пол держался за косяк. Он держался за косяк,
ее пальцы впивались ему в горло, и он, казалось, кричал: Умирай неужели ты не
можешь умереть неужели ты не можешь умереть неужели ты…
— ГОО… ГХ…
Давление ослабло. Он сумел вздохнуть. Затем Энни рухнула на
него сверху, и он, погребенный под горой плоти, уже не мог дышать.
45
Он выбрался из-под нее, как альпинист, которого накрыла
снежная лавина. Из последних сил он выбрался из-под нее.
Он выполз в коридор, ожидая, что в какой-то момент ее пальцы
схватят его за лодыжку, но этого не случилось. Энни неподвижно лежала в луже
крови и вина среди битого стекла. Мертвая? Она должна быть мертвой. Пол не
верил, что она мертва.
Он захлопнул дверь спальни. До засова, поставленного Энни
снаружи, было далеко, как до горной вершины, но Пол добрался до него, задвинул
и, обессилев, рухнул возле двери.
Он не знал, сколько времени пролежал в прострации. Пришел он
в себя оттого, что услышал тихий короткий скребущийся звук. Это крысы, подумал
он. Кры…
И тут толстые, запачканные кровью пальцы Энни просунулись
под дверь и бессознательно вцепились в его рубашку.
Он вскрикнул и дернулся в сторону. Левая нога завопила от
приступа боли. Он ударил по пальцам кулаком. Вместо того чтобы убраться, пальцы
слегка вздрогнули и замерли.
Пусть это будет ее конец. Пожалуйста, Боже, пусть это будет
ее конец.
Медленно, задыхаясь от боли. Пол тащился в сторону ванной.
Одолев полпути, он оглянулся. Ее безжизненные пальцы по-прежнему торчали из-под
двери. Боль сделалась такой сильной, что он не смог вынести этого зрелища,
прополз по коридору назад и затолкал пальцы обратно под дверь. Он проделал это,
пересилив себя; ему казалось, что, как только он до них дотронется, они
вцепятся в него.
Каждая клеточка его тела трепетала от боли, когда он наконец
добрался до ванной комнаты, втянулся внутрь и закрыл за собой дверь.
Боже, а вдруг она перепрятала лекарство?
Этого она не сделала. Беспорядочно сваленные в кучу
лекарственные препараты лежали на прежнем месте, и среди них — коробочки с
образцами новрила. Он проглотил, не запивая, три капсулы, потом подполз к
выходу и улегся там, заблокировав дверь своим телом.
