IV
- Слушай, - сказала Маэ мужу, - раз ты идешь в Монсу за получкой, купи кофе и кило сахару.
Маэ занят был починкой башмака - ему не хотелось тратиться на сапожника.
- Ладно, - пробормотал он, не отрываясь от работы.
- И уж прошу тебя, зайди в мясную... Купи говядины. Хорошо? Давно мы мяса не ели.
На этот раз Маэ поднял голову.
- Ты что ж, думаешь, я тысячи получу?.. За эти две недели мы совсем мало заработали. Ведь они что выдумали? Сами простои устраивают.
Оба умолкли. Дело было в конце октября, в субботний день, после завтрака. Под тем предлогом, что выдача денег нарушает распорядок работ, Компания в тот День приостановила добычу угля во всех своих шахтах. Охваченная паническим страхом перед все разраставшимся промышленным кризисом, она не желала увеличивать и без того большой запас угля, имевшийся у нее, и, пользуясь малейшим предлогом, принуждала десятитысячную армию шахтеров сидеть без работы.
- Не забудь, что Этьен ждет тебя у Раснера, - добавила жена. - Идите вместе, он лучше тебя разберется, не обманули ли вас при расчете.
Маэ кивнул головой.
- И еще поговори там, в конторе, с начальниками насчет отца. Дирекция, верно, столковалась с доктором... Ведь правда, отец, вы еще можете работать, доктор ошибается?
Уже десять дней старик Бессмертный, у которого, как он говорил, "лапы заколодило", сидел дома, пригвожденный к стулу. Он не расслышал сноху, но когда она повторила вопрос, сердито буркнул:
- Ну понятно, могу работать. Неужели человеку крышка, если ноги у него ломит? Нарочно все выдумывают, только чтоб не платить мне пенсии в сто восемьдесят франков.
Сноха подумала, что, может быть, старик никогда больше не будет приносить в семью по два франка в день, и с тоской воскликнула:
- Боже ты мой! Да мы скоро все умрем, если так будет продолжаться!
- Что ж, - ответил Маэ, - мертвые есть не просят.
Он вбил еще несколько гвоздей в подметку и наконец собрался пойти. Рабочим поселка Двести Сорок платить должны были только в четвертом часу дня; поэтому углекопы не спешили, мешкали дома, выходили поодиночке, и женщины заклинали их возвратиться домой сразу же, как получат деньги. Многие нарочно давали мужьям поручения для того, чтобы они не задерживались в кабаках.
Этьен заглянул к Раснеру разузнать новости. Ходили тревожные слухи, что Компания все больше выражает недовольство небрежным креплением. Рабочих замучили штрафами, и столкновение казалось неизбежным. Впрочем, это было лишь внешним поводом, а за ним скрывалось сложное переплетение более важных причин.
Как раз когда Этьен пришел к Раснеру, возвратившийся из Монсу рабочий рассказывал, что на стене возле кассы наклеено объявление, но сам он его не читал и не знает хорошенько, что там написано. Зашел второй, потом третий, каждый рассказывал по-своему, но было очевидно, что Компания приняла какое-то решение.
-- Что скажешь? - спросил Этьен, присаживаясь возле Суварина, перед которым, вместо всяких напитков, лежала пачка табаку.
Машинист не спеша свернул папиросу,
- Скажу, что это легко было предвидеть... Они сами толкают вас на крайности.
Только один Суварин обладал достаточным развитием и мог разобраться в создавшемся положении. Он все объяснил с обычным своим спокойствием. Дела Компании затронуты кризисом, и она вынуждена сократить свои расходы, если не хочет разориться; разумеется, она намерена сделать это за счет рабочих пусть подтянут пояс потуже; Компания под разными предлогами будет урезать им заработную плату. Уже два месяца добытый уголь остается на дворе каждой шахты, так как почти все заводы стоят. Компания не смеет остановить работу, боясь крайне убыточного для нее бездействия копей, и мечтает найти среднее решение, - может быть, вызвать стачку, из которой рабочие выйдут укрощенными и будут получать меньше денег. Кроме того, созданная касса взаимопомощи представляет собою угрозу для будущего, а стачка избавит Компанию от этой угрозы: ведь средства у кассы еще не велики и, конечно, быстро будут исчерпаны.
Раснер подсел к Этьену, и оба сосредоточенно слушали Суварина. Разговаривали громко, - кроме жены Раснера, сидевшей за конторкой, свидетелей не было.
- Что за мысль! - пробормотал Раснер. - Зачем же это все? Компании нет никакой выгоды в стачке, да и рабочим тоже. Лучше всего договориться...
Осторожный Раснер оказался верен себе: он всегда стоял за "разумные требования". А теперь, когда его бывший постоялец так быстро приобрел популярность, он настойчиво проповедовал необходимость постепенных, возможных улучшении и все твердил, что, когда хотят всего добиться разом, не получают ровно ничего. У этого благодушного толстяка, раздобревшего в своей пивной, поднималась в душе тайная зависть, усиливавшаяся из-за того, что число посетителей его заведения уменьшилось - углекопы Ворейской шахты реже заходили выпить пива и послушать хозяина; теперь случалось, что Раснер даже выступал на защиту Компании, забывая прежние свои обиды уволенного углекопа.
- Так ты, что же, против забастовок? - крикнула из-за конторки его жена.
И когда Раснер решительным тоном ответил: "Да", - она оборвала его:
- Молчи! Ты просто трус! Не мешай людям говорить.
Этьен молча думал о чем-то, глядя на кружку пива, поданную хозяйкой. Наконец он поднял голову.
- Но если уж нас вынудят объявить забастовку, на нее надо решиться... Плюшар писал мне об этом. У него очень верные мысли. Он тоже против забастовки, потому что забастовки бьют по рабочему не меньше, чем по хозяину, и не приводят к решительным результатам. Однако он считает, что забастовка - превосходный повод, который побудит наших углекопов вступить в великую ассоциацию рабочих... Да вот его письмо.
В самом деле, Плюшар, которого огорчало, что рабочие в Монсу с недоверием отнеслись к Интернационалу, надеялся на их массовое выступление, если обстоятельства заставят их повести борьбу против хозяев. Несмотря на старания Этьена, до сих пор не удалось привлечь ни одного человека в члены Товарищества. Впрочем, он главным образом употребил свое влияние на организацию кассы взаимопомощи - эту идею приняли гораздо лучше. Но касса была еще очень бедна, и фонды ее, конечно, истощатся быстро, как предсказывал Суварин; а тогда рабочие бросятся в Товарищество, где им окажут помощь их братья - рабочие всех стран.
- Сколько у вас в кассе? - спросил Раснер. - Тысячи три наберется, ответил Этьен. - А знаете, меня позавчера вызвали в дирекцию. Ох, и вежливые там господа! Все твердили, что они вовсе не мешают рабочим создавать запасный фонд. Но я прекрасно понял, что они намереваются взять в свои руки контроль над кассой... Во всяком случае, за нее нам тоже придется дать бой.
Кабатчик встал и, прохаживаясь по комнате, презрительно насвистывал. Три тысячи франков! Да что с такими деньгами можно сделать, скажите на милость! На неделю хлеба купить и то не хватит. А если рассчитывать на иностранцев, на людей, живущих в Англии, так уж лучше сразу ноги протянуть. Нет, какая тут забастовка - это просто чепуха!