Сперва Жанлен, Бебер и Лидия бежали за игроками, восхищаясь мощными ударами их клюшек. Потом вспомнили о Польше, которую от их прыжков подбрасывало в корзине, и, оставив наблюдение за игрой, выпустили крольчиху, чтобы посмотреть, быстро ли она бегает. Пленница помчалась, они кинулись за ней вдогонку, и целый час шла охота, сумасшедшая беготня, крутые повороты, дикие вопли для устрашения ошалевшей крольчихи, неистовые взмахи жадных рук, тщетные попытки схватить несчастного зверька. Не будь крольчиха беременной, им бы ни за что ее не поймать.
Охотники остановились передохнуть, и тут до них донеслась громкая брань - они вновь очутились среди игроков, причем Захарий чуть не пробил голову своему брату Жанлену. Игроки вели четвертый кон: от фермы Пайо они добежали до Четырех дорог, затем от Четырех дорог до Монтуара, а теперь в шесть ударов должны были добежать до Коровьей развилки. За час они проделали путь в два с половиной лье, успев за это время выпить по кружке в кабачке Венсана и в распивочной "Три волхва". Игру на этом перегоне вел Муке. Ему осталось сделать еще два удара, победа наверняка была на его стороне, как вдруг Захарий, пользуясь своим правом отгонять противника, с хохотом отбил чижа, и так ловко, что он упал в глубокую канаву. Партнеру Муке не удалось вышвырнуть чижа оттуда - сущее несчастье! Поднялся крик: все четверо страшно волновались, так как у противников счет был теперь равный, и приходилось начинать игру сначала. От Коровьей развилки до бугра Паленая Трава оставалось не больше двух километров. Там они предполагали освежиться у Леренара.
Жанлена вдруг осенила удачная мысль. Как только игроки умчались дальше, он достал из кармана веревочку и привязал ее к задней лапке крольчихи. Началась забава! Крольчиха пыталась убежать от тройки сорванцов и с таким усилием ковыляла, дергала, выворачивала ногу, у нее был такой жалкий вид, что они хохотали до упаду. Затем от лапы веревочку отвязали, привязали крольчиху за шею, чтобы она могла прыгать, а когда она совсем выбилась из сил, стали волочить ее, то вниз животом, то спиной, и она катилась по земле, как живая тележка. Они забавлялись больше часа, а потом, у леса Крюшо, опять услышали голоса игроков и тогда мигом засунули полумертвую крольчиху а корзину.
Теперь Захарий, Муке и двое остальных пробегали километр за километром, от кабака до кабака, отмечавших конец каждого перегона, и, делая там короткую передышку, выпивали по кружке пива. От Паленой Травы примчались к Бюши, затем к Каменному Кресту, затем к Шамбле. Земля звенела под их мелькающими ногами; они без устали преследовали чижа, отпрыгивавшего от мерзлой земли; погода для игры была превосходная, никто не увязал в грязи, грозила только опасность переломать себе ноги. В сухом воздухе мощные удары клюшки звучали, как выстрелы. Мускулистые руки крепко сжимали рукоятку, обмотанную бечевкой, все тело напрягалось, словно игрок мощным ударом оглушал быка, и так длилось несколько часов, так мчались они с одного конца равнины до другого: через все преграды, через канавы, живые изгороди, откосы дорог, ограды крестьянских усадеб. Для этих скачек с препятствиями нужно было иметь очень здоровые легкие и стальные мышцы ног. Забойщики, у которых суставы заржавели в шахте, со страстью вели эту игру. Иные двадцатипятилетние парни, отчаянные любители чижа, пробегали в игре по десять лье. Сорокалетние были слишком тяжелы для таких состязаний и не гоняли чижа.
Пробило пять часов, уже смеркалось. Еще один кон - до Вандамского леса, и тогда решится, кто выиграл фуражку и платок, и Захарий, с обычным своим насмешливым равнодушием к политике, зубоскалил, что забавно будет влететь с чижом на сходку. Что касается Жанлена, он с той минуты, как вышел с приятелями из поселка, метил попасть в Вандамский лес, хотя и делал вид, что занят только погоней за крольчихой. Он с возмущением погрозил кулаком Лидии, когда она, терзаясь угрызениями совести, напомнила, что пора возвратиться в Воре и нарвать листьев одуванчика. Да что она? Разве можно пропустить сходку? Жанлену хотелось послушать, как будут говорить старики. Он подтолкнул Бебера и предложил для развлечения отвязать в дороге крольчиху и, пустив ее по полю, обстрелять камнями. У него зрела тайная мысль убить ее захотелось полакомиться жареной крольчатиной под землею, в Рекильярской шахте. Крольчиха вновь поскакала, поводя носом и заложив назад длинные уши; и тотчас камень ободрал ей спину, другой оторвал короткий хвостик, и, хотя совсем стемнело, она наверняка не уцелела бы, если б ее преследователи не увидели на лесной поляне Этьена и Маэ. Тогда юные живодеры набросились на крольчиху и снова засунули ее в корзину. И почти в ту же самую минуту прибежали Захарий, Муке и двое их подручных; в последний раз клюшка ударила по чижу, и он упал в нескольких шагах от поляны. Игроки очутились на сходке.
Лишь только стало смеркаться, по дорогам, по тропинкам, избороздившим голую равнину, двинулись со всей округи молчаливые фигуры, - иные без спутников, другие группами; все направлялись к лесу, выделявшемуся вдали лиловатой полосой. Рабочие поселки опустели - женщины и даже дети, словно на прогулку, шли в Вандамский лес под необъятным безоблачным небом. Становилось все темнее, и уже нельзя было различить на дорогах эту толпу углекопов, стекавшихся к одной цели; слышен был лишь топот ног, смутно виднелась темная масса людей, охваченных единодушным порывом. В проходах между живыми изгородями, в зарослях кустов слышен был только легкий шорох, неясный гул голосов.
Господин Энбо возвращался с прогулки и, проезжая верхом на лошади, прислушивался к этому отдаленному шуму. Навстречу ему попадались парочки и целые вереницы людей, которые не спеша прогуливались в прекрасный зимний вечер. И снова ему бросались в глаза влюбленные - он видел, как они жадно приникали друг к другу поцелуем и скрывались в тени под изгородями, где, несомненно, предавались любовным утехам - единственному и к тому же даровому удовольствию этой голытьбы. Да как эти дураки еще смеют жаловаться на свою участь! Ведь у них есть возможность полной чашей пить наслаждения любви. А существует ли иное счастье на земле? Г-н Энбо с радостью согласился бы голодать так же, как они, если бы мог заново начать жизнь с какой-нибудь женщиной, которая отдавалась бы ему на куче щебня со всею силой страсти, всем своим существом. Нет ему, несчастному, утешения! Как не завидовать этим беднякам! Опустив голову, он возвращался домой, придерживая лошадь, с отчаянием в сердце прислушиваясь к шорохам, доносившимся с темных полей, ибо ему чудились в них звуки поцелуев.
VII
Сходка собралась в Бабьем логу, на широкой, недавно вырубленной лесной просеке. Эта просека тянулась по пологому склону и окружена была высокими деревьями, прямые ровные стволы великолепных буков высились вокруг нее белой колоннадой, расписанной зеленоватым узором лишайника; на гране еще лежали поваленные исполины, а с левой стороны выстроились геометрически правильными кубами штабеля обтесанных бревен.
К вечеру стужа усилилась, под ногами хрустел замерзший мох. На земле было совсем темно, зато верхушки деревьев четко вырисовывались в светлом небе, - полная луна поднималась над горизонтом, готовясь затмить бесчисленные звезды.
Собралось около трех тысяч углекопов; огромный, гудящий рой - мужчины, женщины, дети - постепенно заполнил всю просеку; для тех, кто пришел позднее, не нашлось на ней места - они стояли вдали, под деревьями, а люди все прибывали и прибывали, толпа, утопавшая во мраке, все ширилась и; живыми волнами заливала смежные делянки.
