В феврале 1995 года, запоров по меньшей мере два
многообещающих сюжета (вот эта функция моего мозга — подбрасывать сюжеты,
никуда не подевалась и теперь вместо радости приносила только горе), я более не
мог отрицать очевидное: у меня самые серьезные неприятности, с какими может
столкнуться писатель, за исключением разве что болезни Альцгеймера и инсульта.
Однако в большой сейфовой ячейке, которую я абонировал в «Файделити юнион»,
лежали четыре картонные коробки с рукописями. Промаркированные как «Обещание»,
«Угроза», «Дэрси» и «Верх». Где-то на День Святого Валентина позвонил мой
агент, и в его голосе слышалось волнение. Обычно я передавал ему мой последний
шедевр в конце января, а тут минула половина февраля. И им пришлось бы
задействовать все резервы, чтобы успеть с очередным романом Майка Нунэна к
Рождественской лихорадке. Конечно же, он желал знать, все ли в порядке?
То был мой последний шанс признаться, что все как раз не в
порядке, но мистер Гарольд Обловски из дома 225 по Парк-авеню не относился к
тем, кто смиряется с неизбежным. Он был хорошим агентом, в издательских кругах
его любили и ненавидели (иногда одни и те же люди и одновременно), но весть о
том, что золотая жила вдруг иссякла, вызвала бы у него бурную и негативную
реакцию. Он бы прилетел в Дерри первым же рейсом, чтобы не уезжать до тех пор,
пока ему не удастся вернуть меня на круги своя. Нет, я любил Гарольда, но
только на расстоянии, когда он сидел в своем кабинете на тридцать восьмом этаже
и любовался Ист-Сайдом.
И я сказал ему: «Гарольд, какое совпадение, ты звонишь мне в
тот самый день, когда я закончил новый роман, фантастика, не правда ли, я
высылаю его немедленно, через „Федэкс“
[17]
, так что завтра ты его получишь».
Гарольд заверил меня, что никакого совпадения нет, просто он находится в
телепатической связи со своими авторами. Потом поздравил меня и положил трубку.
А два часа спустя я получил от него большой букет.
Поставив цветы в столовой — туда я после смерти Джо заходил
редко — я отправился в «Файделити юнион». Вставил в замочную скважину
банковской ячейки свой ключ и вскоре уже нес в приемный пункт «Федэкс» рукопись
романа «Вниз с самого верха». Я взял только что написанную книгу потому лишь,
что она лежала ближе всех к дверце. В ноябре ее напечатали, аккурат поспели к
Рождеству. Я посвятил ее памяти моей любимой жены, Джоанны. Книга поднялась на
одиннадцатую строчку в списке бестселлеров «Таймс». На радость всем, в том
числе и мне. Потому что жизнь поворачивалась в лучшую сторону, ведь так? Ведь в
конце концов писательский психологический барьер рушится у всех, разве нет? (За
исключением, возможно, Харпер Ли.) Все, что от меня требуется, так это
расслабиться, как сказала архиепископу девушка из кордебалета. И, слава Богу, я
был запасливой белочкой и заготовил достаточно орешков.
Не потерял я оптимизма и на следующий год, когда отправил
через «Федерал экспресс» рукопись романа «Угрожающее поведение». Этот роман я
написал осенью 1991 года, и он очень понравился Джо. Оптимизма поубавилось к
марту 1997 года: в этом месяце Гарольд получил от меня «Поклонника Дэрси». Однако,
когда меня спрашивали, как идут дела, подразумевая под этим: как пишутся книги,
я отвечал: «Хорошо, отлично, все путем, пишутся и пишутся, сюжеты прут из меня,
как дерьмо из коровьей задницы».
Когда же, прочитав «Дэрси», Гарольд заявил, что это мой
лучший роман, я осторожно намекнул на то, что хочу сделать перерыв на год. Он
отреагировал мгновенно, самым неприятным для меня вопросом: все ли у меня в
порядке? Конечно, ответил я, все тип-топ, просто думаю о том, чтобы немного
сбавить темп.
Последовала одна из фирменных пауз Гарольда, смысл которой —
показать, что ты — стопроцентное дерьмо, но, поскольку Гарольд к тебе очень
хорошо относится, он ищет слова, чтобы выразить сие в максимально мягкой форме.
Прием этот очень эффектный, да только я раскусил его шесть лет тому назад.
Вернее, раскусила Джо. «Сочувствие у него притворное, — вынесла она вердикт. —
Он — как коп в старых французских фильмах. Держит рот на замке с тем, чтобы ты
говорил и говорил, пока не признаешься».
На этот раз рот на замке держал я. Только перекинул трубку
от левого уха к правому да устроился поудобнее в кресле. И при этом взгляд упал
на фотографию в рамочке, что стояла на компьютере: «Сара-Хохотушка», наша
усадьба на озере Темный След. Я не был там уже целую вечность и внезапно
задался вопросом: а почему?
Наконец в трубке послышался голос Гарольда, осторожный,
успокаивающий, голос человека в здравом уме, пытающегося убедить психа, что его
умопомешательство — явление сугубо временное.
— Мне кажется, эта идея не из лучших, Майк, во всяком
случае, на текущий момент.
— Отчего же? — упорствовал я. — Максимума я достиг в 1991
году. С тех пор продажи моих книг держатся на постоянном уровне. Я — на плато,
Гарольд, один год ничего не изменит.
— Видишь ли, писатели, книги которых стабильно продаются,
как бы находятся на развилке. Или книги и дальше будут продаваться, или тиражи
пойдут вниз.
«Значит, мои тиражи пойдут вниз», — едва не вырвалось у
меня… но не вырвалось. Я не хотел, чтобы Гарольд знал, в каком я состоянии,
насколько далеко все зашло. Я не хотел, чтобы он знал, что теперь у меня
прихватывало сердце — действительно, прихватывало — почти всякий раз, когда я
открывал шестой «Ворд» и смотрел на пустой экран и мерцающий курсор.
— Да, — пробормотал я. — Хорошо. Сообщение принято.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Разве книга утверждает обратное, Гарольд?
— Черт, да нет же… Книга потрясающая. Твой лучший роман, я
тебе уже говорил. Если бы Сол Беллоу
[18]
писал романтические детективы, из-под
его пера выходили бы именно такие книги. Но… у тебя нет проблем со следующей
книгой? Я понимаю, тебе по-прежнему недостает Джо, это естественно, мы все…
— Нет, — оборвал его я. — Никаких проблем.
Вновь последовала долгая пауза. Я ее выдержал. Перемолчал
Гарольда. Так что первым опять заговорил он.
— Гришем может позволить себе год отдыха. Клэнси может. У
Томаса Харриса длительные промежутки между книгами скорее правило, чем
исключение. Но ты находишься на том уровне, Майк, где жизнь куда как сложнее,
чем на самом верху. На каждую строчку в этой части списка — пять претендентов,
и ты их хорошо знаешь. Черт, каждый год они три месяца соседствуют с тобой.
Некоторые поднимаются, как со своими двумя последними книгами поднялась
Патриция Корнуэлл
[19]
, некоторые опускаются. Кто-то держится на одном уровне. Если
бы Том Клэнси не писал пять лет, а потом вновь вышел на рынок с романом о Джеке
Райане, он бы вновь попал в десятку, в этом нет ни малейших сомнений. Если ты
выпадешь из поля зрения читателей на пять лет, то просто не вернешься. Мой
совет…
