— Эй, мальчики! — позвал их мужчина в синей рубашке, при
улыбке сверкавший золотым зубом. — Не хотите попрыгать через молочные бутылки и
выиграть приз? Сегодня у меня еще никто не проигрывал!
«Ред-топы» веселили публику «Рыбацким блюзом». Я-то думал,
что подросток в городском парке Касл-Рока играет вполне прилично, но теперь
стало ясно, насколько копия не похожа на оригинал. Где уж засушенной бабочке
сравняться с живой? Сара Тидуэлл пела, а я точно знал, что каждый из стоящих
перед сценой фермеров, с мозолистыми руками, в соломенных шляпах, жующих табак,
представлял себе, что поет она исключительно для него и именно с ним
проделывает все то, что скрывалось за текстом.
Я направился к оркестру, слыша мычание коров и блеяние овец
в выставочных загонах ярмарки. Миновал тир и площадку, где бросали кольца.
Прошел мимо шатра, перед которым две девушки медленно извивалась в танце, а
мужчина с тюрбаном на голове играл на флейте. Все это я видел и на афише,
нарисованной на брезенте, но всего за десять центов мог взглянуть я на живую
Ангелину. Я прошел мимо входа в «Галерею уродов», лотка с жареной кукурузой,
Дома Призраков с разрисованными брезентовыми стенами и крышей. Призраки
вылезали из разбитых окон, выползали из печных труб.
Все здесь — смерть, подумал я, но из Дома доносился веселый
детский смех и радостные вопли. Я прошел мимо столба «Испытай себя». Путь к колоколу
на вершине указывали надписи: МАЛЫШУ НУЖНА СОСКА, МАМЕНЬКИН СЫНОК, ПОПРОБУЙ
ЕЩЕ. БОЛЬШОЙ МАЛЬЧИК, НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА, а уже под самым колоколом, красными
буквами — ГЕРКУЛЕС! Небольшая толпа собралась вокруг молодого рыжеволосого
мужчины. Он снимал рубашку, обнажая мускулистый торс. Усач с торчащей во рту
сигарой, протягивал ему молот. Я прошел мимо лотка с вышивкой, мимо павильона,
в котором люди сидели на скамьях и играли в бинго, мимо бейсбольной площадки. Я
их видел и в то же время не видел. Я был в трансе. «Тебе придется перезвонить,
— иной раз говорила Джо Гарольду. — В настоящее время Майкл в Стране Больших
Фантазий». Не смотрел я вокруг и по другой причине: интересовали меня только
люди, стоявшие на сцене перед колесом Ферриса. Восемь или десять негров. И
женщина с гитарой — солистка. Сара Тидуэлл. Живая. В расцвете сил. Она
откидывала голову и смеялась в октябрьское небо.
Из транса меня вывел раздавшийся за спиной крик:
— Подожди, Майк! Подожди!
Я обернулся и увидел бегущую ко мне Киру. В белом платьице в
красную полоску и соломенной шляпе с синей лентой. В одной руке она сжимала
Стрикленда, и уже почти добежав до меня, она повалилась вперед, зная, что я
успею подхватить ее на руки. Я и подхватил, а когда шляпа свалилась с ее
головы, поймал и водрузил на место.
— Я завалила своего куойтейбека! — засмеялась Кира. — Опять.
— Совершенно верно. Ты у нас прямо-таки Крутой Джо Грин. —
Одет я был в комбинезон (из нагрудного кармана торчал край застиранной банданы)
и заляпанные навозом сапоги. Я взглянул на белые носочки Киры и увидел, что
куплены они не в магазине, а сшиты дома. И на соломенной шляпке я бы не нашел
ярлычка «Сделано в Мексике» или «Сделано в Китае». Эту шляпку сделала в Моттоне
жена какого-то фермера, с красными от стирки руками и распухшими суставами.
— Ки, а где Мэтти?
— Дома, она не смогла пйийти.
— А как ты попала сюда?
— Поднялась по лестнице. Там очень много ступенек. Тебе
следовало подоздать меня. Ты мог бы понести меня, как и йаньше. Я хотела
послусать музику.
— Я тоже. Ты знаешь, кто это, Кира?
— Да, мама Кито. Потойопись, копуса. Я направился к сцене,
думая, что нам придется стоять в последнем ряду, но толпа раздавалась перед
нами, пропуская меня с Кирой (очаровательной маленькой гибсоновской
девочкой
[118]
, в белом в красную полоску платье и шляпке с синей лентой) на
руках, к самой сцене. Одной ручонкой она обнимала меня за шею, и зрители
расступались перед нами как Красное море перед Моисеем.
Они не поворачивались, чтобы посмотреть на нас. Хлопали в
ладоши, топали ногами, кричали, увлеченные музыкой. В сторону они отступали
независимо от их желания, словно под действием магнитного поля, в котором
зрители и мы с Кирой являли собой одинаковые полюса магнита. Некоторые женщины
краснели, но песня им определенно нравилась, одна смеялась так, что слезы
градом катились по щекам.
Выглядела она года на двадцать два — двадцать три. Кира
указала на нее пухлым пальчиком и буднично так заметила:
— Ты знаешь начальницу Мэтти в библиотеке? Это ее нанни.
Бабушка Линди Бриггс, цветущая, как роза, подумал я. Боже
мой!
«Ред-топы» стояли на сцене под гирляндами из белой, красной
и синей бумаги, словно бродячие во времени музыканты. Я узнал их всех. Точно
такими запечатлела их фотография в книге Эдуарда Остина. Мужчины в белых
рубашках, черных жилетках, черных брюках. Сынок Тидуэлл стоял в глубине сцены,
в дерби, как и на фото. А вот Сара…
— Потему на этой зенсине платье Мэтти? — спросила Кира, и ее
начала бить дрожь.
— Не знаю, милая. Не могу сказать. — Но я не мог и спорить:
в этом белом без рукавов платье Мэтти приходила на нашу последнюю встречу в
городском парке.
Оркестр взял короткий перерыв, но музыка не смолкла.
Реджинальд Сынок Тидуэлл, перебирая пальцами струны гитары, подошел к Саре. Они
наклонились друг к другу, она — смеющаяся, он — серьезный. Встретились взглядами,
пытаясь переиграть друг друга. Зрители хлопали и визжали от восторга, остальные
«Ред-топы» смеялись. Я понял, что не ошибся: передо мной стояли брат и сестра.
Не заметить фамильного сходства мог только слепой. Но смотрел я, главным
образом, не на лица, а на бедра и зад Сары, обтянутые белым платьем. Кира и я
были одеты по моде начала столетия, но Сара явно опередила свое время. Ни тебе
панталон, ни нижних юбок, ни хлопчатобумажных чулок.
Никто словно и не замечал, что платье у нее выше колен: по
тогдашним меркам с тем же успехом она могла выйти на сцену голой. А такого
нижнего белья, бюстгальтера с лайкрой и нейлоновых трусиков, в те времена и в
помине не было. И если бы я положил руки ей на талию, то почувствовал бы, как
скользит материя по голой коже. Коричневой — не белой. Что ты хочешь,
сладенький?
Сара отпрянула от Сынка, бедра и зад волнующе ходили под
белым платьем. Сынок вернулся на прежнее место и оркестр заиграл вновь. А Сара
спела очередной куплет «Рыбацкого блюза». Спела, не отрывая от меня глаз:
Прежде чем заняться делом,
Вместе удочку проверим.
Прежде чем забросить леску,
