Я нарисовал книгу. Затем несколько переплетенных колец между
ней и футболкой с уткой.
— Ки хочет поговорить с тобой. — Мэтти засмеялась. — Она
утверждает что сегодня ночью вы вдвоем побывали на Фрайбургской ярмарке.
— Однако! Ты хочешь сказать, что у меня было свидание с
очаровательной девушкой, а я его проспал?
— Похоже, что так. Так я передаю трубку?
— Конечно.
— Хорошо, держи, болтушка.
Что-то затрещало: трубка переходила из рук в руки, и
послышался голос Ки.
— На яймайке я поймала тебя за ноги, Майк! Я поймала своего
куойтейбека!
— Неужели? Потрясающий был сон, правда, Ки?
На другом конце провода надолго воцарилась тишина. Мне оставалось
только гадать, как воспринимает Мэтти молчание телефонной болтушки. Наконец Ки
решилась:
— Ты тозе там был. Мы видели как зенсины извивались под
флейту… столб с колоколом на вейсине… мы заели в дом пьизйаков… ты упал в
ботьке! Это был не сон… нет?
Я мог бы убедить Ки в обратном, но решил, что идея эта не из
лучших, в определенном смысле, опасная идея.
— На тебе были красивые платье и шляпка, — ответил я.
— Да! — В голосе слышалось огромное облегчение. — А ты был…
— Кира, перестань. И послушай меня.
Она тут же замолчала.
— Я думаю, хорошо бы тебе как можно меньше рассказывать об
этом сне. Твоей маме или кому-то еще. Кроме меня.
— Кьоме тебя.
— Да. То же относится и к людям из холодильника. Хорошо?
— Хойосе. Майк, там была леди в платье Мэтти.
— Я знаю. — Я и так понимал, что рядом с Кирой никого нет,
раз она обсуждает со мной ночное происшествие, но все-таки спросил:
— Где сейчас Мэтти?
— Поливает цветы. У нас много цветов, целый миллион. А мне
надо вытейеть со стола. Это моя обязанность. Я не возьазаю. Мне дазе ньявится.
Мы ели гьенок по-фьанцузски. Всегда едим по воскьесеньям. Осень вкусно,
особенно с клубнитьным сийопом.
— Я знаю. — Я нарисовал стрелку к куску хлеба в берете. —
Гренок по-французски — вкуснятина. Ки, ты сказала маме о женщине в ее платье?
— Нет. Я подумала, тьто она испугается. — Ки понизила голос.
— Она идет!
В трубке вновь зашуршало и послышался голос Мэтти:
— Этот разговор освежил в твоей памяти воспоминание о
свидании с моей дочерью?
— Если и освежил, то ее память, — ответил я.
Мысленная связь между мною и Мэтти, безусловно,
существовала, но к ярмарке это не имело ни малейшего отношения, в этом я не
сомневался.
Она засмеялась. Мне нравилось, как звучит ее смех в это утро
и мне не хотелось ее огорчать, но я не хотел и другого, не хотел, чтобы она
принимала белую линию, разделяющую на дороге полосы встречного движения за
островок безопасности.
— Мэтти, тебе нельзя забывать об осторожности, понимаешь?
Да, Линди Бриггс взяла тебя на работу, но это не означает, что теперь в городе
живут только твои друзья.
— Я понимаю, — ответила она. Опять я подумал, а не
предложить ли ей на какое-то время увезти Киру в Дерри. Они могли бы до конца
лета пожить в моем доме, пока здесь все не придет в норму. Да только она не
поехала бы. Она согласилась на мое предложение нанять высокооплачиваемого
нью-йоркского адвоката только потому, что ее загнали в угол. А тут у нее был выбор.
Или она думала, что он у нее есть, и как я мог повлиять на нее? Фактов у меня
не было, только предчувствие. Я видел лишь нависшую над ней темную тень.
— Я хочу, чтобы ты особенно остерегалась двоих мужчин. Один
из них — Билл Дин. Второй — Кенни Остер. У него…
— …большая собака с платком на шее. Он…
— Это Тейника! — донесся издалека голос Ки. — Это Тейника!
— Иди поиграй во дворе, цыпленок.
— Я вытийаю стол.
— Вытрешь позже. А сейчас иди во двор. — Последовала пауза:
Мэтти провожала взглядом девочку. Стрикленда она забрала с собой. И хотя Ки
вышла из трейлера, Мэтти заговорила приглушенным голосом, словно боялась, что
ее подслушают:
— Ты пытаешься напугать меня?
— Нет. — Я вновь и вновь обводил слово опасность. — Но я
хочу, чтобы ты не забывала об осторожности. Билл и Кенни, возможно, входили в
команду Дивоура, как Футмен и Осгуд. Не спрашивай, с чего я так решил, ответа у
меня нет. Это только интуиция, но с тех пор, как я вернулся в Тэ-Эр, она
здорово обострилась.
— Что ты хочешь этим сказать?
— На тебе белая футболка с желтой уткой?
— Как ты узнал? Ки сказала?
— Она взяла с собой маленькую собачку из «Счастливого
домика»?
Долгое молчание. Наконец едва слышное:
— Боже мой, — а затем снова: — Как…
— Я не знаю как. Я не знаю, по-прежнему ли… над тобой
нависает угроза, но чувствую, что она есть. И над Ки тоже. — Больше я ничего
сказать не мог, боялся, что у нее поедет крыша.
— Но он мертв! — закричала она. — Старик мертв! Почему он не
может оставить нас в покое?
— Может, и оставил. Может, и нет. Но вреда от того, что ты
не будешь забывать об осторожности, никакого, так?
— Нет — ответила она. — Обычно так оно и есть.
— Обычно?
— Почему бы тебе не приехать ко мне, Майк? Может мы сходим
вместе на ярмарку?
— Может осенью и сходим. Втроем.
— Я бы хотела.
— А пока я все думаю о ключе.
— Думать — это половина твоей проблемы, Майк. — Мэтти вновь
рассмеялась. Уже грустно. И я понял, что она имела в виду. Только она не
понимала, что вторая половина — интуиция, предчувствие, как ни назови. Это
качели, и в конце концов, думал я, именно они убалтывают большинство из нас до
смерти.
* * *
Я занес «Ай-би-эм» в дом и положил на нее рукопись. Я
отписался, во всяком случае, на какое-то время. Из шкафа больше ничего не
видно. Пока не разрешатся реальные проблемы, об Энди Дрейке и Джоне Шеклефорде
лучше забыть. Надев брюки и рубашку, кажется, впервые за много недель, я вдруг
подумал, что некая сила пыталась отвлечь меня от происходящего той самой
историей, часть которой я уже напечатал, вернув мне способность писать.
Логичное предположение. Работа всегда была для меня наркотиком, уводила от
действительности куда лучше спиртного или «меллерила»
[121]
, который лежал в
аптечке в ванной. А может, работа, выполняла лишь функции передаточной системы,
служила шприцем, содержимое которого и составляли то ли сны, то ли видения.
Может, настоящим наркотиком являлся транс. Состояние транса. Особое состояние,
в которое обязательно надо войти. Я умел впадать в транс, вот и выходил на
связь с потусторонними силами.
