Я вылез из воды, начал подниматься по шпалам-ступенькам,
остановился, вернулся на Улицу. Какое-то время собирался с духом, а потом
зашагал к той березе, что грациозно нависла над водой. Обхватил белый ствол,
как и в пятницу вечером, посмотрел в воду, не сомневаясь, что увижу утонувшего
ребенка, мертвые глаза, уставившиеся на меня с раздувшегося коричневого лица,
почувствую во рту и горле привкус озерной воды: помогите, я тону, отпустите
меня, о Боже, отпустите меня. Но ничего не увидел, ничего не почувствовал. Ни
тебе мертвого мальчика, ни трости «Бостон пост», увитой лентами, ни привкуса
озерной воды во рту.
Я повернулся, посмотрел на серую скалу, торчащую из земли.
Подумал: здесь, именно здесь, но мысль эта лишь промелькнула и исчезла.
Гнилостный запах, уверенность в том, что именно здесь произошло что-то ужасное,
не появились.
А когда я поднялся наверх и прошел на кухню за банкой пепси,
меня встретила пустая передняя панель холодильника. Магниты исчезли все — и
буквы, и овощи, и фрукты. Я их так и не нашел. Наверное, смог бы найти, если б
уделил этому время, но в тот понедельник лишнего времени у меня не было.
* * *
Я оделся и позвонил Мэтти. Мы поговорили о грядущем ленче, о
том, как волнуется Ки, о том, как нервничает Мэтти: в пятницу ей предстояло возвращаться
на работу, а она опасалась, что местные жители будет с ней очень суровы (еще
больше она боялась их холодности). Мы поговорили и о деньгах, и я быстро понял,
что она до сих пор не верит в реальность наследства.
— Лэнс, бывало, говорил, что его отец из тех, кто покажет
кусок мяса умирающей от голода собаке, а затем съест его сам. Но раз у меня
снова есть работа, нам с Ки голод не грозит.
— Но если ты действительно получишь такие большие деньги…
— Да перестань. — Она рассмеялась. — Даже думать об этом не
хочу. Я же не сумасшедшая, верно?
— Нет, конечно. Между прочим, а как там люди из
холодильника? Что-нибудь пишут?
— Все это более чем странно. Они исчезли.
— Люди из холодильника?
— Про них я ничего сказать не могу, а вот букв-магнитов,
которые ты подарил Ки, нет. Когда я спросила об этом Ки, она заплакала и
сказала, что их утащил Алламагусалам. А потом глубокой ночью, когда все люди
спят, съел их.
— Алла — кто?
— Алламагусалам. — Мэтти хихикнула. — Еще один маленький
подарок от дедушки. У микмаков это слово означало демон или чудовище, я нашла
его в словаре. Зимой и весной Кире часто снились страшные сны с этим самым
алламагусаламом.
— Милый, однако, у нее был дедушка.
— Просто душка. Из-за пропажи букв Ки очень расстроилась. Я
едва успокоила ее перед тем, как отвезти в библейскую школу. Между прочим, Ки
интересуется, придешь ли ты в пятницу на выпускной вечер. Она и ее приятель
Билли Турджен будут рассказывать историю о детстве Моисея.
— Не пропущу ни за какие коврижки, — ответил я…
Но пропустил. Мы все пропустили.
— Как, по-твоему, куда могли подеваться магнитные буквы?
— Понятия не имею.
— Твои на месте?
— Конечно, только в слова они не складываются. — Я смотрел
на чистую переднюю панель холодильника. На лбу у меня выступил пот. Я
чувствовал, как капельки ползут к бровям. — Ты… даже не знаю, как и сказать…
что-то чувствовала?
— Ты спрашиваешь, слышала ли я, как похититель алфавита
вылезал через окно?
— Ты знаешь, про что я.
— Скорее да, чем нет. — Пауза. — Мне показалось, что ночью я
слышала какие-то звуки. Около трех часов. Я даже встала и вышла в коридор.
Никого, естественно, не увидела. Но… ты, наверное, заметил, какая стоит жара?
— Да.
— А вот прошлой ночью она куда-то подевалась из моего
трейлера. Там было холодно, как на Северном полюсе. Клянусь, я видела идущий у
меня изо рта пар.
Я ей поверил. Потому что уже наблюдал то же самое.
— Буквы еще оставались на холодильнике?
— Не знаю. Я не дошла до конца коридора, так что кухни не
видела. Бросила короткий взгляд в гостиную и вернулась в постель. Можно
сказать, побежала в постель. Иной раз кажется, что постель — самое безопасное
место. — Мэтти нервно рассмеялась. — Детское поверье. Стоит укрыться с головой,
и никакие чудища тебе не страшны. Только поначалу… когда я легла… даже не знаю…
я подумала, что в постели уже кто-то лежал. Словно он прятался под кроватью, а
когда я вышла в коридор, юркнул в постель. Неприятное было ощущение.
Дай ее сюда. Это мой пылесос, подумал я и содрогнулся.
— Что? — резко спросила Мэтти. — Что ты сказал?
— Я спросил, о ком ты подумала. Кто первым пришел тебе в
голову?
— Дивоур, — без запинки ответила Мэтти. — Он. Но в кровати
никого не было. — Пауза. — Жаль, что там не было тебя.
— Мне тоже.
— Спасибо и на этом. Майк, а что ты об этом думаешь? У меня
до сих пор по коже бегут мурашки.
— Я думаю, может… — наверное, в тот момент я хотел
рассказать ей, что произошло с буквами, прилепленными к передней панели моего
холодильника. Но если бы я начал говорить, то где бы остановился? И многому ли
она могла поверить? — …может, их взяла Ки. Во сне подошла к холодильнику, сняла
буквы и спрятала их где-нибудь под трейлером? Такое могло быть?
— Знаешь, по мне лучше, чтобы их взяли призраки с ледяным
дыханием, чем гуляющая во сне Ки, — ответила Мэтти.
— Сегодня ночью уложи ее в свою постель, — предложил я и тут
же уловил ее мысленный ответ:
Я бы предпочла уложить в мою постель тебя.
— Ты заедешь к нам сегодня? — спросила она после короткой
паузы.
— Пожалуй, что нет. — Пока мы разговаривали, она ела йогурт
маленькой ложечкой. — Но завтра мы обязательно увидимся. На торжественном
ленче. Или обеде.
— Я надеюсь, мы успеем поесть до грозы. Обещают сильные
ливни.
— Я уверен, что успеем.
— А ты все думаешь? Спрашиваю потому, что ты мне приснился,
когда я снова уснула. Мне снилось, как ты целовал.
— Я все еще думаю, — ответил я. — Долго и упорно.
На самом деле я не помню, думал ли я о чем-то в тот день.
Зато помню другое: меня все сильнее утягивало в состояние транса, которое я так
плохо объяснил. Ближе к сумеркам, несмотря на жару, я отправился на долгую
прогулку. Дошел до пересечения Сорок второй дороги с шоссе. На обратном пути
остановился у луга Тидуэлл, наблюдая, как с неба уходит красный отлив, слушая
гром, рокочущий где-то над Нью-Хемпширом. Вновь ощутил, как тонка пленка
реальности, не только здесь, но и везде, как она растянута, словно кожа над
плотью и кровью, чего при жизни мы не осознаем. Я смотрел на деревья и видел
руки. Я смотрел на кусты и видел лица. Призраки, говорила Мэтти. Призраки с
холодным дыханием.
