— Не теряйте времени, сэр Галахад. Скоро пойдет дождь. Я
хочу, чтобы мы успели наесться до отвала и укрыться от ливня в трейлере.
* * *
В городе вечеринки начинаются приветствиями в дверях,
собиранием пальто, легкими или воздушными поцелуями (и откуда пошли все эти
странности?). На природе все начинается с работы. Ты что-то приносишь, что-то
перетаскиваешь, что-то ищешь, к примеру, железные шипцы или решетки для
мангала. Хозяйка просит мужчин перенести столик на другое место, потом решает,
что прежнее было лучше, и мужчины тащат столик обратно. И в какой-то момент ты
понимаешь, что и в этом можно найти удовольствие.
Я соорудил из брикетов высокую пирамиду и поднес спичку.
Огонь радостно загорелся, и я отступил на шаг, вытирая со лба пот. Синоптики
обещали похолодание, но до него еще надо было дожить. Пока же солнце жарило с
прежней силой, хотя на западе и продолжали сгущаться тучи. Там словно
раздувался огромный черный шар.
— Майк?
Я обернулся к Кире:
— Что, милая?
— Ты позаботисься обо мне?
— Да, — без запинки ответил я. Поначалу что-то в моем ответе
обеспокоило ее, возможно, быстрота реакции, потом она улыбнулась.
— Хоесе. Посмотьи, к нам идет ледяной теловек!
Джордж вернулся из супермаркета. Поставил «алтиму» рядом с
моим «шеви», вылез из кабины. Мы с Кирой направились к нему, Кира крепко
держала меня за руку. Подошел и Ромми, жонглируя тремя кустиками салата: не
думаю, что он мог бы составить конкуренцию тому жонглеру, что в субботний вечер
зачаровал Киру в парке Касл-Рока.
Джордж открыл заднюю дверцу «алтимы» и вытащил два мешка со
льдом.
— Магазин закрыт. На двери бумажка: «ОТКРОЕМСЯ В ПЯТЬ
ВЕЧЕРА». Я решил, что ждать очень уж долго, взял лед, а деньги бросил в
почтовый ящик.
Они, разумеется, закрылись на время похорон Ройса Меррилла.
Нарушили неписаный, но свято соблюдавшийся закон: в разгаре летнего сезона все
магазины работают от зари до зари. И все ради похорон старика. С одной стороны,
трогательно. А с другой — у меня по коже пробежал холодок.
— Мозьно мне понести лед? — спросила Кира.
— Можно, только не превратись в сосульку. — Джордж осторожно
передал Кире пятифунтовый мешок со льдом.
— Сосулька, — хихикнула Кира и пошла к Мэтти, которая уже
ждала ее у трейлера. — Момми, посмотьи! Я — сосулька!
Я взял у Джорджа второй мешок.
— Я знаю, что автомат по приготовлению льда стоит у
магазина, но разве они не заперли его на замок?
— С большинством замков я на дружеской ноге, — ответил
Джордж.
— Понятно.
— Майк! Лови! — Джон бросил красную «фрисби». Она поплыла ко
мне, но высоко. Я подпрыгнул, схватил ее, и внезапно в моей голове заговорил
Дивоур: Что с тобой, Роджетт? У тебя сбился прицел? Достань его!
Я посмотрел вниз, увидел, что Ки не отрывает от меня глаз.
— Не думай о гыосном.
Я улыбнулся девочке, протянул ей «фрисби».
— Хорошо, о грустном больше не думаем. Давай, маленькая.
Брось ее маме. Поглядим, как у тебя это получится.
Ки ответила улыбкой, повернулась и точно переправила
«фрисби» Мэтти. Тарелка летела так быстро, что Мэтти едва ее поймала. Я сразу
понял, что быть Кире Дивоур чемпионкой по «фрисби».
От Мэтти «фрисби» перелетела к Джорджу, который повернулся к
ней боком, полы его старомодного коричневого пиджака взметнулись, и ловко
поймал тарелку у себя за спиной. Мэтти смеялась и аплодировала, нижний обрез
топика флиртовал с ее пупком.
— Воображала! — крикнул Джон со ступенек.
— Ревность — отвратительное чувство, — поделился Джордж
своими мыслями с Ромео Биссонеттом и бросил ему «фрисби». Тарелка полетела к
Джону, но сбилась с курса и ударилась о стенку трейлера. Джон сбежал со
ступенек, чтобы поднять ее. А Мэтти повернулась ко мне.
— Мой проигрыватель на столике в гостиной. Там же и
компакт-диски. Они, конечно, старые, но все равно это музыка. Принесешь?
— Конечно.
Я вошел в трейлер. Там властвовала жара, несмотря на три
включенных вентилятора. Я еще раз оглядел дешевую мебель, репродукцию Ван Гога
на кухоньке, «Ночных ястребов» Эдуарда Хоппера над диваном, выцветшие
занавески. Мэтти изо всех сил старалась создать уют. Глядя на все это, я жалел
ее и злился на Макса Дивоура. Пусть он и умер, но мне все равно хотелось дать
ему хорошего пинка.
В гостиной на маленьком столике у дивана я увидел новый
роман Мэри Хиггинс Кларк с закладкой. Рядом с книгой лежали две ленты, которыми
Мэтти заплетала косы Ки. Ленты показались мне знакомыми, но я никак не мог
вспомнить, где же я их уже видел. Какое-то время я постоял, хмурясь, роясь в
памяти, а потом взял проигрыватель, компакт-диски и ретировался.
— Эй, друзья! — воскликнул я. — Давайте потанцуем.
* * *
Я держал себя в руках, пока она не начала танцевать. Не
знаю, как на кого, а на меня танцы действуют именно так. Я держал себя в руках,
пока она не начала танцевать. А потом потерял голову.
«Фрисби» мы перебрасывались за трейлером, во-первых, чтобы
не злить шумом и весельем съезжающихся на похороны горожан, во-вторых, потому,
что задний двор очень подходил для игры: ровная площадка и низкая трава. Пару
раз не поймав «фрисби», Мэтти скинула туфельки, босиком метнулась в трейлер,
тут же вернулась в кроссовках. И уж потом управлялась с тарелкой куда как
лучше.
Мы бросали «фрисби», подзуживали друг друга, пили пиво,
смеялись. Ки частенько не могла поймать тарелку, но бросала она ее, для
трехлетней девочки, отменно и играла с полной самоотдачей. Ромми поставил
проигрыватель на ступеньки, и двор заполнила музыка конца восьмидесятых и
начала девяностых годов: «У-2», «Теаз фор Айз», «Эюритмикс», «Кроудид Хауз», «Э
Флок оф Сигалз», «А-Ха», «Бэншз», Мелисса Этеридж, Хью Льюис и «Ньюз». Мне
казалось, что я знаю каждую песню, каждый рифф
[130]
.
Мы потели, прыгали, бегали под ярким солнцем. Мы ловили
взглядом длинные, загорелые ноги Мэтти и слушали заливистый смех Ки. В какой-то
момент Ромми Биссонетт споткнулся и покатился по земле, осыпая ее содержимым
своих карманов, и Джон так смеялся, что ему пришлось сесть. Ноги не держали.
Слезы градом катились из глаз. Ки подбежала и прыгнула на его беззащитный пах.
Смех Джона, как отрезало. «О-о-х!» — выдохнул он. В его еще блестящих от слез
глазах стояла боль, а ушибленные гениталии, безусловно, пытались заползти
обратно в тело.
