— Стикен помозет момми, Майк. Стикен — волсебная собатька.
И Кира уткнулась носом мне в шею. Я пересек двор, открыл
переднюю дверцу моего автомобиля со стороны пассажирского сиденья, опустил на
него девочку. Она тут же улеглась, закрыв голову руками, не выпуская собачки из
пухлых пальчиков. Я велел ей так и лежать, не поднимая головы. Она ничем не
показала, что услышала меня, но я и так знал, что мои слова дошли до нее.
Нам следовало поспешить, потому что старожилы приближались.
Старожилы хотели довести дело до конца. А укрыться от них мы могли только в
одном месте, только в одном месте мы могли чувствовать себя в безопасности — в
«Саре-Хохотушке». Но уехать сразу же я не мог.
В багажнике лежало одеяло, старое, но чистое. Я вытащил его,
вновь пересек двор, остановился рядом с Мэтти Дивоур, набросил одеяло на ее
тело. Под одеялом она стала совсем маленькой. Повернувшись, я увидел, что Джон
смотрит на меня. Его глаза остекленели от шока, но я чувствовал, что он
постепенно приходит в себя. Зубами он по-прежнему держал ремень. Ну вылитый
наркоман, перетягивающий руку перед тем, как уколоться.
— Э не мо ыть, — промычал он, но я понял, что он хотел
сказать: «этого не может быть».
— Помощь подоспеет через несколько минут. Держись. А мне
надо ехать.
— Куда?
Я не ответил. Не успевал. Наклонился над Джорджем, пощупал
пульс. Медленный, но наполненный. Рядом с ним тяжело дышал Футмен. Без
сознания, но живой. Естественно, убить «папулю» не так-то просто. Ветер бросил
в меня дымом от горящего автомобиля, и пах этот дым сгоревшей человеческой
плотью. У меня в который уж раз скрутило желудок.
Я побежал к «шеви», скользнул за руль, задним ходом выехал
на дорогу. Бросил один взгляд на двор: накрытое одеялом тело, трое мужчин на
земле, черные дыры от пуль в стенке трейлера, распахнутая дверь. Джон
приподнялся на здоровом локте, по-прежнему сжимая ремень зубами. Его плавающий
взгляд задержался на моем автомобиле. Молния сверкнула так ярко, что мне
пришлось прикрыть глаза рукой. А когда я убрал руку, вспышка погасла, и день
скорее напоминал темные сумерки.
— Лежи, Кира, — обратился я к девочке. — Не поднимай головы.
— Я тебя не слысу. — Голос ее сел от слез. — Ки и Стикен
спят.
— Хорошо, — ответил я. — Отлично.
Я проехал мимо горящего «форда», остановился у выезда на
шоссе. Посмотрел направо и увидел пикап, припаркованный на обочине. На борту
надпись
БАММ КОНСТРАКШН
В кабине — трое мужчин, все не спускают с меня глаз. У
дверцы со стороны пассажирского сиденья сидел Бадди Джеллисон. Я узнал его по
шляпе. Я медленно поднял правую руку, выставил средний палец, показал им.
Мужчины не отреагировали, выражение застывших лиц не изменилось ни на йоту, но
пикап тронулся с места и покатил ко мне.
Я повернул на Шестьдесят восьмое шоссе и под черным небом
погнал «шеви» к «Саре-Хохотушке».
* * *
В двух милях от того места, где Сорок вторая дорога отходит
от шоссе на запад, к озеру, стоял заброшенный сарай, на стене которого еще
просматривалась выцветшая надпись: «МОЛОЧНАЯ ФЕРМА ДОНКАСТЕРА». Когда мы
подъезжали к сараю, восточная половина неба осветилась мощной лиловато-белой
вспышкой. Я вскрикнул, загудел гудок «шеви» — сам по себе, я в этом уверен. Из
вспышки вылетела молния и вонзилась в сарай. С мгновение он стоял, как и
прежде, только подсвеченный изнутри, а потом обломки разлетелись в разные стороны.
Ничего похожего в реальной жизни я никогда не видел, только в кино. А уж
последовавший удар грома чуть не разорвал мои барабанные перепонки. Кира
жалобно пискнула и сползла с сиденья на пол, зажимая уши пухлыми ручонками. В
одной руке она сжимала набивную собачку.
Минутой позже я въехал на Сахарный Гребень. Сорок вторая
дорога отходила от шоссе у подножия северного склона. С вершины я увидел весь
Тэ-Эр-90: леса, поля, сараи, даже кусочек озера. Все это лежало под черным, как
угольная пыль, небом, по которому то и дело змеились молнии. Воздух так
наэлектризовался, что начал светиться. А с каждым вздохом я ощущал во рту вкус
пороха. За Гребнем все словно застыло. И мне никогда не забыть
сюрреалистической четкости представшей передо мной картины. Я словно
соприкоснулся с неким явлением природы, о существовании которого даже не
подозревал.
Взглянув в зеркало заднего обзора, я увидел, что к пикапу
присоединились еще два автомобиля, один из них с особым номерным знаком,
указывающим на то, что принадлежит автомобиль ветерану войны. Когда я
притормаживал, сбрасывали скорость и мои преследователи. Когда ускорялся, они
тоже нажимали на педаль газа. Однако я не сомневался, что они прекратят
преследование, как только я сверну на Сорок вторую дорогу.
— Ки? Ты в порядке?
— Сплю, — донеслось с пола.
— Хорошо, — кивнул я, и «шеви» покатил вниз по склону. Я уже
видел красные велосипедные рефлекторы, маркирующие поворот на Сорок вторую
дорогу, когда пошел град. Большие куски белого льда сыпались с неба, барабанили
по крыше, словно тяжелые пальцы, отлетали от капота. Начали скапливаться в
зазоре между ветровым стеклом и капотом, в котором «прятались» дворники.
— Что это? — испуганно спросила Кира.
— Просто град, — ответил я. — Нам он не страшен. — И едва
эти слова слетели с моих губ, как градина размером с небольшой лимон ударилась
о мою сторону ветрового стекла и отлетела рикошетом, оставив после себя белую
выбоину с побежавшими во все стороны трещинками. Неужели Джон и Джордж Кеннеди
по-прежнему лежат под открытым небом? Я попытался мысленно дотянуться до них,
но ничего не почувствовал.
Когда я сворачивал на Сорок вторую дорогу, град валил с
такой силой, что я ничего перед собой не видел. Колеи засыпало льдом. Правда,
под деревьями он сразу таял. Я включил фары. Яркий свет прорезал белую пелену.
Едва мы въехали под деревья, опять полыхнула лиловато-белая
вспышка, и мне пришлось отвести взгляд от бокового зеркала, чтобы не ослепнуть.
Кира закричала. Я оглянулся и увидел огромную старую ель, медленно валившуюся
поперек дороги. Ее комель уже горел. Падая, ель оборвала провода.
Мы блокированы, подумал я. И с другого конца дороги тоже. Мы
здесь. Хорошо это или плохо, но мы здесь.
Кроны деревьев с двух сторон смыкались над Сорок второй
дорогой, за исключением того места, где она выходила к Лугу Тидуэлл. Град
бомбардировал лес, как шрапнель, сшибая с деревьев ветки. Давно уже в этой
части света не было такого страшного града. Падал он с четверть часа, не
больше, но этого вполне хватило, чтобы уничтожить на полях почти весь урожай.
Над нами сверкали молнии. Я поднял голову и увидел большой
оранжевый шар, за которым гнался шарик поменьше. Летели они сквозь деревья
слева от нас, поджигая верхние ветви. Когда же мы добрались до Луга Тидуэлл,
град сменился стеной дождя. Я бы не смог вести машину, если б мы тут же не
нырнули под деревья. Под ними я все-таки мог продвигаться вперед, согнувшись
над рулем и чуть ли не тычась носом в ветровое стекло: пытался хоть что-нибудь
разглядеть в подсвеченной фарами водной стихии. Гром гремел без перерыва, а тут
еще поднялся ветер и завыл меж верхушек деревьев. Перед «шеви» на дорогу
свалилась толстая ветвь. Я переехал ее, слушая, как она скребет по днищу
автомобиля.
