Наконец слезы перестали течь из ее глаз. Щечкой она приникла
к моему плечу, и когда мы в очередной раз проходили мимо выходящих на озеро
окон, я увидел, как она широко раскрытыми глазами смотрит на бушующую стихию.
Устроившись на руках у высокого мужчины с редеющими волосами. И тут я понял, что
сквозь нас я без труда могу разглядеть стоящий в гостиной стол. Наши отражения
в стекле сами стали призраками, подумал я.
— Ки? Хочешь что-нибудь съесть?
— Я не голодна.
— Может, выпьешь стакан молока?
— Нет, какао. Я замейзла.
— Конечно, замерзла. А какао у меня есть.
Я попытался опустить ее на пол, но она отчаянно ухватилась
за мою шею, прижавшись ко мне всем тельцем. Я выпрямился и поудобнее усадил ее
на руку. Она сразу же успокоилась.
— Кто здесь? — спросила Ки и начала дрожать. — Кто здесь,
кйоме нас?
— Я не знаю.
— Какой-то мальтик. Я видела его там. — Она указала
Стриклендом на сдвижную стеклянную дверь, ведущую на террасу (все стулья
перевернуло и разметало по углам, одного я не досчитался, наверное, его
перебросило через ограждение). — Он тейный, как в том забавном coy, котойое мы
видели с Мэтти. Там и дйюгие тейные люди. Зенсина в больсой сляпе. Музьсина в
синих бъюках. Остальных не могу йазглядеть. Но они наблюдают. Наблюдают за
нами. Ты их не видись?
— Они не причинят нам вреда.
— Ты увейен? Увейен?
Я не ответил.
Нашел коробку «Свисс-мисс» за банкой с мукой, надорвал один
из пакетиков, высыпал содержимое в чашку. Громыхнуло прямо над головой. Кира
подпрыгнула у меня на руке, жалобно заверещала. Я прижал ее к себе, поцеловал в
щечку.
— Не опускай меня на пол, Майк. Я боюсь.
— Не опущу. Будь умницей.
— Я боюсь этого мальтика и музьсину в Синих бйюках, и
зенсину в сляпе. Это та зенсина, тьто носила платье Мэтти. Они — пйизйяки?
— Да.
— Они плохие, как те люди, тьто пйеследовали нас на яймайке?
Да?
— Не знаю, Ки, в этом-то все и дело.
— Но мы это выясним.
— Что?
— Ты так подумал. «Мы это выясним».
— Да, — признал я. — Так я и подумал. Примерно так.
* * *
Пока вода грелась в чайнике, я с Ки на руках прошел в
главную спальню, в надежде найти для девочки что-нибудь из одежды Джо, но все
ящики в комоде Джо были пусты. Так же, как и ее половина стенного шкафа. Я
поставил Ки на большую кровать, на которой после возвращения в «Сару-Хохотушку»
практически не спал, может только раз или два днем, раздел ее, отнес в ванную,
завернул в большое банное полотенце. Она дрожала от холода, губы посинели.
Другим полотенцем я вытер ее волосы. Все это время она не выпускала из руки
Стрикленда, и набивка уже начала вылезать из швов.
Я открыл шкафчик с лекарствами, порылся в нем, нашел то, что
искал, на верхней полочке: бенадрил
[134]
. Некоторые растения вызывали у Джо
аллергию, и она принимала его как антигистаминное средство. Подумал о том,
чтобы посмотреть на коробочке срок годности, и чуть не рассмеялся. Какая
разница? Я посадил Ки на крышку унитаза и выдавил из заклеенных пленочкой ячеек
четыре бело-розовые капсулы, сполоснул стакан для чистки зубов, набрал в него
воды. Проделывая все это, я заметил в зеркале ванной какое-то движение в
главной спальне. Сказав себе, что это движутся тени деревьев, сгибаемых ветром,
я протянул капсулы Ки. Она уже хотела взять их, потом замялась.
— Выпей. Это лекарство.
— Какое? — Маленькая ручонка застыла над капсулами.
— Против грусти. Ты умеешь глотать капсулы, Ки?
— Да. С двух лет.
Какое-то мгновение она еще колебалась, смотрела на меня,
словно заглядывала в душу, убеждаясь, что я ей не лгу. Наверное, убедилась,
потому что взяла капсулы и положила в рот, одну за другой. Проглотила, запивая
маленькими глотками, снова посмотрела на меня.
— Мне все есе гйюстно, Майк.
— Они действуют не сразу.
Я открыл ящик для рубашек и нашел в нем старую футболку с
надписью «Харлей-Дэвидсон». Конечно, Ки она была велика, но я завязал сбоку
узел, и футболка превратилась в саронг, который то и дело спадал с одного ее
плеча. Получилось даже красиво.
В заднем кармане брюк я всегда ношу расческу. Я достал ее, и
со лба и висков Ки зачесал волосы назад. Она все больше становилась похожей на
прежнюю Ки, но чего-то не хватало. Чего-то, непонятным образом связанного с
Ройсом Мерриллом. Дурацкая мысль, но…
— Майк? Какая тьость? О какой тьости ты думаесь?
Вот тут мне все стало ясно.
— Я думаю не о трости, а о леденце
[135]
. Знаешь, есть такие
полосатые леденцы на палочке? — А из кармана я достал две белые ленты. Красные
края в мерцающем свете казались кровавыми. — Как вот эти ленты. — Волосы Ки я
завязал в два хвостика. Итак, ленты в волосах, черная собачка в руке,
подсолнухи переместились на несколько футов к северу, но они были. Все более
или менее так, как в моем кошмарном сне.
Гром вновь резанул по барабанным перепонкам, неподалеку
рухнуло дерево, свет погас. После пяти секунд темно-серой темноты лампочки
зажглись вновь. Я понес Ки на кухню. Когда мы проходили мимо двери в подвал,
из-за нее послышался смех. Я его услышал, Ки — тоже. Я это понял по ее глазам.
— Позаботься обо мне, — прошептала она. — Позаботься обо
мне, потому тьто я отень маленькая. Ты обесял.
— Я позабочусь.
— Я люблю тебя, Майк.
— Я люблю тебя, Ки.
Вода кипела. Я наполнил чашку наполовину, добавил молока —
чтобы охладить какао и для калорийности. С Ки на одной руке и чашкой в другой я
направился к дивану. Проходя мимо стола в гостиной, глянул на пишущую машинку.
На ней лежала моя рукопись, сверху — сборник кроссвордов. Чем-то они напомнили
мне не очень-то и нужные бытовые приборы, которые сразу сломались, а теперь уже
просто ни на что не годились.
Молния осветила полнеба, залив гостиную лиловым светом. В
этом свете гнущиеся от ветра деревья напоминали растопыренные пальцы, и мне
показалось, что я увидел женщину, которая стояла позади нас у печки. В
соломенной шляпе с широченными полями.
