— Нет! — Я вскочил. — Отстань от нее! Оставь ее в покое! — и
двинулся вперед, размахивая фонарем, словно хотел отогнать Сару от Джо. Мимо
меня пролетел рой баночек с засушенными цветами, травами, грибами. Они
ударились о стену, посыпались на пол. Ни одна в меня не попала — чья-то
невидимая рука отводила их в сторону.
А потом в воздух поднялся стол Джо со сдвижной крышкой. С
полными ящиками он весил не меньше четырехсот фунтов, но взмыл вверх, словно
перышко. Разнонаправленными потоками воздуха его качнуло сначала вправо, потом
влево.
Джо закричала вновь, на этот раз не от боли, а от злости, а
я попятился к закрытой двери, из последних сил, вымотанный донельзя. Выходило,
что не только Сара могла подпитываться энергией живых. А потом стол полетел
через комнату. Того, кто оказался бы перед ним, размазало бы по полу. Летел он
с невероятной скоростью. Раздался разрывающий перепонки крик, недовольство
выражала уже Сара, я это знал точно, и стол пробил стену, открывая доступ дождю
и ветру. Крышка соскочила и повисла на одной петле, словно высунутый язык. Все
ящички вылетели из пазов. Катушки с нитками, мотки пряжи, иголки, путеводители,
справочники, блокноты — все высыпалось, как осколки костей и пучки волос из
перевернутого гроба с давно истлевшими останками.
— Прекратите! — простонал я. — Прекратите, вы обе.
Достаточно.
Но я бы мог ничего им не говорить. Если не считать дождя и
ветра, в развалинах студии моей жены я пребывал в гордом одиночестве. Одно
сражение закончилось. Следующее еще не началось.
* * *
Я присел, сложил пополам зеленый ковер, стараясь не
разбрасывать насыпавшиеся на него осколки абажура. Под ковром открылся люк,
ведущий в подпол-кладовку. Моя рука нащупала под ковром петлю люка. Я знал о
кладовке, и у меня в голове мелькала мысль о том, что сов следует искать в ней.
Но потом навалились всякие события, и про кладовку я забыл.
Я ухватился за утопленное в доски кольцо, потянул, готовый
встретить упорное сопротивление, но люк открылся очень даже легко. А от запаха,
волна которого накатила на меня, я просто остолбенел. Пахнуло не затхлостью, во
всяком случае вначале, а любимыми духами Джо. Но тут же духи сменили другие
запахи: дождя, корней, мокрой земли. Не слишком приятные запахи, но куда лучше,
чем тот, что я учуял на Улице, у той чертовой березы, наклоненной над озером.
Я направил луч фонаря вниз. Три ступеньки. Что-то
квадратное, как выяснилось чуть позже, старый унитаз. Я вспомнил, что Билл и
Кенни Остер перетащили его сюда то ли в 1990-м, то ли в 1991 году.
Металлические ящики, завернутые в пленку. Старые пластинки и газеты.
Двухкассетный магнитофон в полиэтиленовом мешке. Видеомагнитофон — в другом
мешке. А дальше, в углу…
Я сел на пол, свесил ноги в люк и почувствовал, как что-то
коснулось лодыжки, которую я подвернул в озере. Направил луч фонаря между
коленями и на мгновение увидел маленького черного мальчика. Не того, что утонул
в озере. Постарше и более высокого. Лет двенадцати, а то и четырнадцати.
Утонувшему едва ли было больше восьми.
Этот оскалил зубы и зашипел, как кот. Глаза были без
зрачков. Такие же, как и у утонувшего в озере, совершенно белые, глаза статуи.
И он качал головой. Не спускайся в подвал, белый человек. Не тревожь покой
мертвых.
— Но тебе нет покоя, — ответил я и направил на него луч
фонарика. И на мгновение увидел что-то отвратительное. Потому что смог
заглянуть в него. И разглядел гниющие остатки языка во рту, глаз в глазницах,
мозга в черепе. А потом он исчез, оставив после себя лишь кружащиеся в луче
фонаря пылинки.
Я спустился по ступенькам, подняв фонарь над головой. По
стенам подвала побежали тени.
* * *
Пола в подвале-кладовке (очень низком, не позволяющим
выпрямиться в полный рост) не было. Его заменял деревянный настил, на который и
ставили вещи и ящики, чтобы избежать соприкосновения с землей. Теперь под
настилом бурлили потоки воды. Запах духов совсем исчез. Теперь тут пахло
сыростью и, уж не пойму почему, дымом и огнем. Я сразу увидел то, за чем
пришел. Заказанные по почте пластмассовые совы, доставку которых Джо лично
отследила в ноябре 1993 года, специально приехав в Тэ-Эр, стояли в
северо-восточном углу. «Выглядели они как настоящие», — помнится, говорил Билл,
и, клянусь Богом, он не погрешил против истины. В ярком свете фонаря они
казались чучелами, упрятанными в мешок из тонкого, прозрачного пластика.
Золотые ободки глаз, черные зрачки, темно-зеленые перышки, светло-оранжевый
живот. Согнувшись в три погибели, я заковылял к ним по скрипящим, качающимся
доскам настила, и, пожалуй, нисколько бы не удивился, если б обнаружил у себя
за спиной преследующего меня чернокожего мальчугана. Добравшись до сов, я инстинктивно
вскинул руку и стукнул кулаком по изоляции, слой которой отделял фундамент от
пола студии. Подумав при этом: один удар — да, два — нет.
Пальцами я вцепился в пластиковый мешок и потянул сов к
себе. Мне хотелось как можно быстрее выбраться из подвала. Не нравилось мне
журчание воды под ногами. И запах дыма и огня не нравился, а он становился все
сильнее, несмотря на продолжающуюся грозу. Может, Сара каким-то образом
подожгла студию? Не хватало только сгореть заживо в сильнейший ливень.
Одна из сов стояла на пластмассовой подставке (оставалось
только перенести ее на террасу, чтобы она отпугивала ворон), а вот у второй
подставка отсутствовала. Я пятился к люку с фонарем в одной руке, второй таща
за собой мешок с совами, вздрагивая при каждом ударе грома над головой. Но
через несколько секунд концы отсыревшей клейкой ленты, стягивающей «горло»
мешка, разошлись. Сова без подставки медленно повалилась на меня, ее
золотисто-черные глаза не отрывались от моих.
Дуновение воздуха. Со слабым, но таким приятным запахом
духов. Я ухватил сову за похожие на рога наросты на лбу и перевернул. Увидел в
донной части два штыря, на которых крепилась подставка, и нишу между ними. А в
нише лежала жестяная коробочка, которую я узнал еще до того, как вытащил. Джо
приобрела ее в одном из магазинчиков, торгующих стариной, и написала МЕЛОЧИ
ДЖО.
Я смотрел на коробочку с гулко бьющимся сердцем. Над головой
гремел гром. Открытую крышку люка я уже не замечал, ничего не замечал, ничего
не видел, кроме жестяной коробочки, которую держал в руке, размером с ящичек
для сигар, но не такую глубокую. Второй рукой я взялся за крышку, снял ее.
Увидел сложенные листки бумаги, под ними два блокнотика,
вроде тех, в которых я в процессе работы над книгой делал пометки и записывал
действующих лиц. Блокноты стягивала резинка. А на сложенных листках лежал
блестящий черный квадрат. О том, что это негатив, я понял, лишь когда поднес его
к фонарю.
Негатив запечатлел Джо в разъемном сером купальнике. Она
стояла на плоту, закинув руки за голову.
— Джо! — вырвалось у меня, а потом я уже не мог произнести
ни слова: перехватило дыхание. Еще мгновение я сжимал пальцами негатив: не
хотелось с ним расставаться, потом положил его в коробочку с листочками и
блокнотами. Вот зачем она приезжала в «Сару-Хохотушку» в июле 1994 года:
собрать все эти материалы и хорошенько спрятать. Она забрала сов с террасы
(Фрэнк слышал, как хлопнула дверь) и перетащила сюда. Я буквально видел, как
она отвинчивает подставку от одной совы, засовывает жестяную коробочку в
пластмассовое чрево, укладывает обеих сов в пластиковый мешок и волочет в
подвал студии. А в это время ее брат сидит на капоте своего автомобиля, курит
«Мальборо» и ощущает флюиды. Нехорошие флюиды. Я сомневался, что когда-либо
узнаю все причины, которыми она руководствовалась, или смогу представить себе,
о чем она думала, но в одном я не сомневался: она верила, что я каким-то
образом доберусь до ее записей. Иначе зачем ей оставлять на самом видном мест??
негатив?
