— Этот Потусторонний, о котором ты упоминал. Мне как-то не
по себе.
Я промолчал. Потому что и мне было как-то не по себе.
— Ты думаешь, есть шанс, что он может вернуться?
— Такой шанс есть всегда, — ответил я. — Не побоюсь
показаться высокопарным и скажу, что Потусторонний может прийти к каждому из
нас. Потому что все мы — мешки с костями. А Потусторонний… Фрэнк, Потусторонний
хочет получить то, что в мешке.
Он обдумал мои слова, заглянул в стакан и допил немногие
капли, что еще оставались на дне.
— У тебя есть еще один вопрос?
— Да, — кивнул он. — Ты начал писать?
* * *
Несколько минут спустя я поднялся наверх, проверил, спит ли
Ки, почистил зубы и забрался в кровать. Я лежал и смотрел в окно, на снег,
поблескивающий под бледной луной.
«Ты начал писать?»
Нет. Если не считать довольно-таки длинного эссе о том, как
я провел лето, которое, возможно, я когда-нибудь покажу Кире, я ничего не
написал. Я знал, что Гарольд нервничает, и полагал, что рано или поздно мне
придется позвонить ему и сказать то, о чем он, должно быть, догадывается:
машина, которая так размеренно работала, остановилась. Не сломалась, мемуары-то
я написал на одном дыхании, но тем не менее остановилась. В баке есть бензин,
свечи искрят, аккумулятор заряжен, а вот движения нет. Так что я накрыл ее
тентом. Она очень хорошо служила мне, и я не хочу, чтобы она запылилась.
Одна из причин — смерть Мэтти. Как-то осенью мне пришла
мысль о том, что в двух моих книгах есть схожие эпизоды, да и вообще в
произведениях масс-культуры очень уж живописуется смерть. Перед тобой возникает
моральная дилемма, которую ты не можешь разрешить? Главный герой испытывает
сексуальное влечение к женщине, которая слишком молода для него? Нужно что-то
менять? Проще простого. «Когда сюжет начинает буксовать, пригласите человека с
пистолетом», — говорил Раймонд Чандлер. Часто того же принципа придерживается и
государство.
Убийство — худший вид порнографии, убийство — крайнее
средство, предел. И я уверен, что даже выдуманные убийства следует воспринимать
серьезно. Может, это еще одна идея из тех, что пришли ко мне прошедшим летом.
Может, я это осознал, когда Мэтти билась в моих руках, истекая кровью, зовя
дочь. И меня мутит от мысли о том, что я мог описать такую жуткую смерть в
книге.
А может, я сожалею о том, что мне не удалось побыть подольше
с Мэтти.
Я помню, как говорил Кире, что оставлять любовные письма —
идея не из лучших. При этом я подумал, но не сказал, почему: чтобы они не
являлись тебе, словно призраки. Но призраки все равно являлись мне… Я больше не
хотел плодить новых призраков и по своей воле закрыл свою книгу грез. Думаю, я
мог бы полить эти грезы щелоком, но вот тут я удержал свою руку.
Я увидел то, чего не ожидал увидеть, ощущал то, чего не
ожидал ощутить, — но все это не идет ни в какое сравнение с теми чувствами, что
я испытываю по отношению к ребенку, который спит сейчас в комнате напротив. Она
теперь моя маленькая птичка, а я — ее большой защитник. А все остальное —
ерунда.
Томас Харди
[144]
, который вроде бы сказал, что самый
блестяще выписанный книжный персонаж — не, более чем мешок с костями, перестал
писать, закончив роман «Джуд Незаметный», перестал писать прозу, хотя находился
в расцвете сил и таланта. Еще лет двадцать он писал стихи, а когда кто-то
спросил его, почему он более не пишет романов, Харди ответил, что до сих пор не
понимает, почему так долго их писал. В ретроспективе написание романов —
глупость, добавил он. Бессмыслица.
Я точно знаю, что он хотел этим сказать. В том временном
диапазоне, что лежит между настоящим и тем отдаленным моментом, когда
Потусторонний вспомнит обо мне и решит, что пора возвращаться, следует уделить
побольше внимания более серьезным и интересным, в сравнении с погоней за
тенями, делам. Думаю, я мог бы вновь вслушиваться, как гремят цепями за стеной
«Дома призраков», но не испытываю ни малейшего желания. Призраками я сыт по
горло. Лучше я постараюсь представить себе, а что бы подумала Мэтти о Бартлеби
из рассказа Мелвилла.
Я отложил свое перо. И пока не намерен прикасаться к нему.
Сентер Лоувер, штат Мэн
15 мая 1997 г. — 6 февраля 1998 г.
