Я угодил в серьезный переплет, жизнь моя рушилась, и
неспособность писать составляла лишь часть моих бед. Я не насиловал
несовершеннолетних и не бегал на Таймс-сквер с мегафоном в руках, призывая к
мировой революции, но со мной случилось нечто ужасное. Я потерял свое место в
мировом порядке вещей и никак не мог найти его вновь. Неудивительно: в конце
концов жизнь — не книга. И в тот жаркий июльский день я осознанно устраивал
себе сеанс шоковой терапии. Подчеркиваю, осознанно, можете мне поверить.
К озеру Темный След я добирался следующим образом: по
автостраде 1—95 доехал от Дерри до Ньюпорта, по Второму шоссе — от Ньюпорта до
Бетела (с остановкой в Рамфорде, в котором воняло, как в преисподней, пока там,
случилось это во время второго президентского срока Рейгана, не закрыли
целлюлозно-бумажный комбинат), по Пятому шоссе — от Бетеля до Уотерфорда. Далее
по Шестьдесят восьмому шоссе, прежде Каунти-роуд, через Касл-Вью, Моттон (центр
которого состоит из перестроенных амбаров, в которых нынче продают видео, пиво,
подержанные ружья), мимо большого щита с надписью:
ЕГЕРЬ — ЛУЧШИЙ ПОМОЩНИК!
ПРИ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ЗВОНИТЕ 1—800—555-GAME ИЛИ
72 ПО СОТОВОМУ ТЕЛЕФОНУ
Ниже кто-то добавил краской из баллончика:
ОРЛОВ — НАХРЕН
Проехав еще пять миль, я повернул направо, на узкую дорогу,
маркированную жестяной стрелкой-указателем с выцветшим числом 42. Повыше числа
в стрелке темнели две дырки от пуль двадцать второго калибра.
На Сорок вторую дорогу я свернул в расчетное время,
шестнадцать минут восьмого, если верить часам на приборном щитке моего
«шевроле».
Я проехал две десятые мили, слушая, как шелестит, касаясь
днища, трава, растущая между колеями, как иногда ветка скребет по крыше или
стеклу со стороны пассажирского сиденья.
Потом нажал на тормоз и заглушил мотор. Вылез из кабины,
обошел «шевроле» сзади, лег на живот и начал вытаскивать траву, застрявшую
между днищем и раскаленной выхлопной трубой. Лето выдалось жарким, а потому не
следовало пренебрегать мерами предосторожности. Я приехал в этот час, чтобы
избавиться от кошмаров, в надежде понять, что их вызывало и как мне жить
дальше. Так что лесной пожар никак не вписывался в мои планы.
Покончив с этим, я встал и огляделся. Цикады стрекотали,
деревья прижимались к обочинам, над головой синела полоска неба. Как и во сне.
Я зашагал по дороге, по правой колее. У нас с Джо был только
один сосед, старик Ларс Уошбурн, но теперь подъездная дорожка Ларса заросла
кустами, и ее перегораживала ржавая цепь. К дереву слева от цепи прибили доску
со словами:
ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН
На другой доске, справа от цепи, я прочитал:
РИЭЛТОРСКОЕ АГЕНТСТВО «СЛЕДУЮЩЕЕ СТОЛЕТИЕ»
Ниже значился местный телефон. Слова выцвели и в сгущающихся
сумерках читались с трудом.
Я пошел дальше, слыша гулкие удары сердца и, жужжание
комаров, облюбовавших мои лицо и руки. Комариный сезон практически закончился,
но я сильно потел, и немногие оставшиеся слетались на запах. Должно быть, он
напоминал им о крови.
Насколько я был напуган, приближаясь к «Саре-Хохотушке»? Не
помню. Подозреваю, что страх, как и боль, со временем забываются. А осталось в
памяти ощущение, которое я испытывал и прежде, проходя этой дорогой. Опущение
того, что ткань реальности очень тонка. Я думаю, она действительно тонка,
совсем как лед на озере после оттепели, и мы сознательно наполняем нашу жизнь
шумом, светом, движением, чтобы скрыть от себя эту особенность окружающего нас
мира. Но в таких местах, как Сорок вторая дорога, мы обнаруживаем, что дымовых
завес и зеркал нет. И остались только стрекот цикад да зелень листвы, темнеющая
с угасанием дня, ветви, принимающие облик лиц, гулкие удары сердца в груди,
кровь, бьющая в виски и синяя слеза дня, бегущая по щеке неба.
И по мере того как уходит день, тебе открывается истина: то,
что видишь перед собой, скрывает некую тайну. Ты чувствуешь эту тайну каждым
вздохом, видишь ее в каждой тени, ждешь, что столкнешься с ней на каждом
повороте. Она здесь, она поджидает тебя, но ты не знаешь, где и когда тайное
станет явным.
Я остановился в полумиле южнее того места, где остался мой
автомобиль, не дойдя полмили до проселка, ведущего к «Саре-Хохотушке». Здесь
дорога резко поворачивает, и справа открывается широкое поле, сбегающее к
озеру. Местные называют его Луг Тидуэлл, а иногда Старый Лагерь. Именно здесь
Сара Тидуэлл и ее клан построили свои хижины, так по крайней мере говорила Мэри
Хингерман (однажды, когда я спросил об этом Билла Дина, он согласился с тем,
что хижины стояли именно здесь, но я заметил, что желания продолжать разговор у
него нет, и меня это несколько удивило).
Какое-то время я стоял, глядя на северную оконечность озера
Темный След. Вода, красноватая в отсвете заката, напоминала зеркало. Ни ряби,
ни лодок. Лодки уже стояли у пристани, а рыбаки сидели в баре, ели лобстеров,
обильно запивая их спиртным. Я знал, что через какое-то время некоторые из них,
разгоряченные виски и «мартини», примутся гонять по озеру в лунном свете. Я мог
лишь гадать, услышу ли я их. Потому что к тому времени я мог уже ехать в Дерри,
то ли напуганный увиденным, то ли разочарованный тем, что ничего не увидел.
«Смешной вы человечишка, — молвил Стрикленд».
Я не знал, что собираюсь произнести эти слова до того самого
момента, когда они сорвались с языка. И до сих пор понятия не имею, почему
произнес именно эти слова. Я вспомнил, как мне приснилась лежащая под кроватью
Джо, и по моему телу пробежала дрожь. Комар зажужжал прямо в ухе. Я его убил и
двинулся дальше.
К проселку я прибыл, когда и хотел, то есть практически в то
же время, что и во снах. Можно сказать, идеально вписался в сон. Даже воздушные
шарики, привязанные к указателю с надписью
САРА-ХОХОТУШКА
(один — белый, второй — синий), оба с аккуратно написанными
черным фломастером словами
С ВОЗВРАЩЕНИЕМ, МАЙК
только усилили ощущение дежа-вю, чего я собственно и
добивался, ибо никакие два сна не повторяют друг друга в мельчайших
подробностях. Точно также не совпадают образ вещи, созданный воображением, и
она сама, сработанная руками, несмотря на все наши попытки сделать их
идентичными. Потому что мы сами меняемся день ото дня, даже от минуты к минуте.
Я подошел к указателю, всем своим существом ощущая
загадочность этого места. Прижал ладонь к шершавой доске, потом подушечкой
большого пальца прошелся по буквам, не думая о занозах, читая их кожей, словно
слепой:
С.А.Р.А.
Х.О.Х.О.Т.У.Ш.К.А.
